Разбитое сердце богини

Это открытие перевернуло его душу, да так, что он едва не сломался, но на помощь, как это обычно и случается, пришел внешний мир, где происходили такие потрясения, рядом с которыми его собственные мечты и его стремления потеряли всякое значение. Несколько лет он потратил на грубую, безжалостную борьбу за существование, а когда наконец достиг кое-какой стабильности, то обнаружил, что контуры его рая стерлись и его надо было создавать заново. Впрочем, на этот раз все было гораздо проще. Он уже понял, что счастье – вовсе не абстрактное понятие, а математическое уравнение, слагаемые в котором каждый для себя выбирает сам. В его личном уравнении присутствовали независимость, деньги, как непременный ее атрибут, и кусок земли в каком-нибудь таком месте, где никогда не падает снег. Мысленно он начертил себе остров, непременно с маяком, море, белый песок и пальмы на берегу. Среди пальм – гамак, над головой квохчут разноцветные попугаи. Теперь карта его рая походила на цветную открытку, на фото из популярного каталога для туристов – красиво до того, что начинает казаться неправдоподобным. И, как это всегда и бывает, мечта разлетелась вдребезги о реальность. По работе, а пару раз и по собственной инициативе он посетил несколько островов и понял, что на самом большом, на самом благодатном из них начинает вскоре страдать клаустрофобией. Ему становилось тесно в замкнутом пространстве острова, и рай мало-помалу ускользал, смещался за его пределы, пока не доходил до финальной точки, до приговора любому раю – «где угодно, только не здесь». Впрочем, море он любил по-прежнему.

Тогда он создал себе новую карту рая: домик на морском берегу. В саду – два дерева, гранатовое и апельсиновое, и непременно фиолетовый вьюнок, который не раз встречался ему на юге Европы. Никаких попугаев, а вот павлины или фламинго – сколько угодно. Особенно белые павлины, которых он любил за их необычный цвет. В них было что-то от белой вороны, а белой вороной он ощущал себя сам, сколько помнил.

За этот образ рая он держался особенно долго – до тех пор, пока не застрял на целых два месяца в прибрежном городке, выслеживая одного человека. Тогда-то он и открыл, что море, в сущности, скучно, а его шум до отвращения однообразен. Ни павлинов, ни фламинго поблизости не было, зато в изобилии водились чайки с истеричными, крикливыми голосами. Снова его рай рассыпался на глазах – но дом, лиловый вьюнок и два дерева, гранатовое и апельсиновое, остались.