Разбитое сердце королевы Марго

– Такси возьмите. – Далматов продиктовал адрес, прикинув, что полчаса у него в запасе есть…

…Варвара явилась с кучей пакетов и пакетиков.

– Я подумала, что вам ничего есть нельзя будет… разве что бульон и сухарики… ой, это ваш дом? Весь-весь? А зачем вы притворялись, будто…

Изумление, пожалуй, искреннее. И восторг.

– Это просто… у меня просто слов нет! Совсем. – Варвара всплеснула руками. – Я поняла! Ты притворялся, потому что не хотел, чтобы с тобой встречались из-за денег…

Далматов плечами пожал: эта версия ничем не хуже любой другой.

– Ты ведь богат.

– Не жалуюсь.

Она кивнула и закусила губу, что-то напряженно обдумывая.

– И ты Саломею не любишь. Она тебя тоже.

– С чего ты решила?

Замечание, как ни странно, задело. Он не любит? Да он вообще на любовь не способен, как и на иные нормальные человеческие чувства, но не этой паучихе его упрекать.

– Вы не похожи на влюбленных. Извини, конечно, это совсем не мое дело… на кухню не проводишь? Тебе бульон сварить надо… я курицу купила… ты не представляешь, до чего сложно найти нормальную суповую курицу. Из бройлера бульон не получится… так вот, я влюбленных видела, они смотрят друг на друга…

– И вздыхают.

– Что? – Варвара нахмурилась.

– Смотрят, говорю, и вздыхают. Томно. Еще за ручки держатся. И целуются в засос при каждом удобном поводе. Или без повода. Так.

– Ты смеешься?

Она остановилась и смерила внимательным взглядом, под которым Далматову стало несколько неуютно. Все-таки в амплуа дичи он чувствовал себя неуверенно.

– Варечка, котик мой рыжий, я пытаюсь донести до тебя мысль, что мне не шестнадцать лет, и даже не восемнадцать. Я вполне способен обойтись без этой ерунды.

– Все равно ты ее не любишь!

Она повторила это с такой убежденностью, что Далматов решил не возражать.

– Допустим. – Он открыл дверь, пропуская Варвару на кухню. Признаться, до кухни ремонт не добрался, и была она, как в прежние времена, огромна и пуста.

Печь. И пара древних плит. Духовые шкафы… посуда на полках. Медь утратила свое сияние, пылью заволокло и полки, и кастрюли, только чайник стоит, огромный, яркий.

Варвара, замерев на пороге, оглядывалась.

– Когда-то наши родители договорились о свадьбе. – Далматов устроился в древнем кресле, которое стояло у печи, наверное, с незапамятных времен.

– И теперь настаивают?

Опомнилась Варвара быстро. И водрузив пакеты на стол, принялась выкладывать содержимое.

– Да нет. Мои родители мертвы. Как и ее.

– Тогда что вам мешает… ну…

– Ничего не мешает.

– Но вы все равно… – Она нахмурилась, сосредоточенно просчитывая собственные шансы.

– Почему нет? Саломея мне подходит.

– Чем?

И хмурится еще сильней.

– Всем. – Далматов откинулся, пытаясь справиться с очередным приступом дурноты. – Возрастом. Внешностью. Характером. Она очень терпеливое существо. Кроме того, нас многое связывает в прошлом. Она в курсе специфики моей работы… я знаю, чем занимается она…

– Экстрасенс, – фыркнула Варвара. – Я суп куриный сварю, с домашней лапшой.

Далматов кивнул: с лапшой так с лапшой… главное, чтобы эта лапша на его ушах не повисла.

– Ты против экстрасенсов?

– Я не верю во все это. – Она махнула рукой. – Ну в это… призраки… привидения…

– Проклятия.

– И в проклятия тоже. – Варвара повернулась спиной. Курицу она разделывала почти профессионально. – То есть… не знаю… я умом понимаю, что проклясть кого-то – это такая чушь… а с другой стороны… они ведь умерли. А с третьей… у Андрея дед самоубийством жизнь покончил… это я уже потом узнала. Шизофрения. Она же передается по наследству. А Яшка пил, не просыхая почти. Вот и допился до белой горячки. У Олега сердце слабое было… все объяснимо, все логично.

– И то, что все трое были твоими мужьями, тебя не смущает?

Варвара пожала плечами и спросила:

– А тебя?

– А должно?

Не ответила, замолчала, целиком сосредоточившись на готовке, Далматов же наблюдал.

Женщина. Обыкновенная, притворяющаяся заботливой. Дай только шанс, и окружит этой удушающей заботой, которая очень скоро переродится в нечто иное.

…ты где?

…когда вернешься? Куда пойдешь, чем занимаешься… и почему не делаешь то, что сказала я… я ведь лучше знаю, что тебе нужно.

Далматов поморщился, он почти слышал раздраженный Варварин голосок, который мягко, но настойчиво вытягивает из него подробности жизни.

– Расскажи о своем деде, – попросил он.

– Что именно?

– Все.

– Да рассказывать особо нечего. Он был нелюдимым. Неразговорчивым… и вообще, я обрадовалась, когда он умер. Квартиру вот завещал… то есть первой умерла бабка, мне пришлось похороны устраивать, а потом уже и деду. Где-то месяц прошел, может, чуть больше. Соседи говорили, что любил ее очень… может, и любил. Не знаю.

– В любовь ты тоже не веришь, – констатировал Далматов.

– В такую – нет. – Она споро резала овощи, довольно ловко орудуя огромным ножом.

– В такую – это какую?

– Ну… в такую, которая вот… вот понимаешь, он на моей памяти ни одного доброго слова ей не сказал. Не поцеловал…

– За ручку не подержал.

– Да что ты к этим ручкам прицепился! – Варвара разозлилась и, не иначе как от злости, ножом по пальцу резанула. – Ой…