Разбитое сердце (ЛП)

Часть меня утопает в счастливых моментах, проведенных вместе, пусть мы и не ждем хорошего конца этой истории. В подобном месте счастье – достаточно редкое явление, поэтому, когда оно приходит к тебе в потертой кожаной куртке, не стоит от него отворачиваться.

Другая же часть в ужасе от того, как все может закончиться. Наша жизнь совсем нам неподвластна. В любой момент его могут отнять у меня навсегда. Раньше я выживала в одиночку, но сама мысль о том, что его со мной больше не будет, как кислота на коже: разъедает и пожирает заживо.

В это же время, я уверена, Мэтью все ждет своего шанса атаковать.

Есть еще кое-что, что нависает над нами подобно грозовому облаку... слухи о нем и то, что сказала Люси. Что даже самые отпетые хулиганы не решались связываться с Блу.

Еще раз ее тронешь – я тебя убью.

Однажды я все же не выдерживаю.

Уткнувшись подбородком в его грудь и играя его волосами, я спрашиваю:

– Это правда?

– Что правда?

– То, что о тебе говорят. – Мне не хотелось произносить это вслух, но он не оставляет другого выбора. – Говорят, что ты убил ребенка в своей прошлой школе.

Его глаза темнеют.

– Люди слишком много болтают.

Мое сердце начинает биться быстрее.

– Так значит, это правда.

Блу пожимает плечами, из-за чего его большое тело смещается подо мной. Он слегка убаюкивает меня, положив одну свою руку мне на спину, а другую на задницу. Мы удобно устроились на чердаке, спрятанные подальше от всех глаз. Я чувствовала себя в полной безопасности... а это было абсолютной противоположностью тому, что должна бы ощущать, учитывая то, в чем Блу только что сознался.

В то же время остается и некое чувство страха. Я не знаю, на что он способен или по каким причинам. Не знаю, что именно сможет вывести его из себя. Сейчас же, по всей видимости, я ему нравлюсь. И на данный момент этого достаточно.

–Тебя правда зовут Блу?

Он делает забавную гримасу.

– Серьезно?

Мне нравится эта его светлая сторона, та, что никак не связана с его суровостью, смертью и опасностью.

– Просто хочется узнать что-нибудь о тебе. Что-нибудь настоящее.

– Тогда и ты расскажи что-нибудь «настоящее» о себе, Ханна. Такова моя цена.

– Хорошо. – Чтобы отвлечься, я играю с его щетиной на щеке. – Моя мама покончила жизнь самоубийством.

В его глазах мелькает удивление.

– Это ужасно.

Я отвожу взгляд. Пора делиться не только яркими моментами своей жизни.

– Ну, это правда. Теперь твоя очередь.

– Юджин, – говорит он сквозь зубы.

Мой взгляд резко падает на него.

– Что?

– Меня зовут Юджин Блу.

Не могу удержаться... я смеюсь. Опасно смеяться над парнем, который убивал и совсем не сожалеет о случившемся. Однако уголки его губ тянутся вверх.

– Можно я буду тебя так звать? – дразню я его.

Он пытается сделать серьезное лицо.

– Нет, если хочешь от меня ответов.

Его имя – лишь крохотная часть его, но она принадлежит лишь мне. Я утыкаюсь носом ему в грудь, а он приподнимает мой подбородок. Его взгляд при этом полон серьезности.

– Мне жаль, насчет твоей мамы.

С трудом сглотнув, я произношу:

– Спасибо.

Блу подается вперед и касается своими губами моих. Он не пытается ими шевелить или протолкнуть язык внутрь. Мы просто застыли в таком положении, губами к губам, смешивая наше дыхание.

Когда я отстраняюсь, его лоб соприкасается с моим.

– Почему ты это сделал? – шепчу я.

В этот раз мне не пришлось произносить вслух все.

– Потому что он назвал меня Юджином, – с серьезным лицом говорит Блу.

Хоть это и неправильно, но я смеюсь. Он единственный, кто заставляет меня смеяться

– А если серьезно.

Выражение его лица становится жестким.

– Все очень просто. Люди снаружи... судьи и присяжные. Они не знают всей правды. Убить или быть убитым, и черт меня побери, если я позволю кому-нибудь меня тронуть.

У меня перехватывает дыхание. Очень жаль, что у меня нет подобной уверенности.

Если бы у меня была такая сила.

– Почему ты не за решеткой?

Блу пожимает плечами.

– Я несовершеннолетний, плюс присутствовали смягчающие обстоятельства. Они так это называют... смягчающие обстоятельства.

– М-м, – произношу я, не особо понимая.

– Меня избивали, что и было задокументировано соцработником. По этой причине мое дело шло как самозащита. Мне всего лишь надо ни во что не ввязываться до восемнадцати лет. Затем я могу уехать из этой дыры. И никогда больше не возвращаться.

Я опускаю взгляд, вырисовывая круги на его серой футболке и чувствуя его спокойное сердцебиение. Он хочет вырваться из этой дыры. Конечно же, он этого хочет.

– Ох.

– Думаешь, я причиню вред тебе? – мягко спрашивает Блу.

– Нет. – Я сглатываю комок в горле.

От его улыбки по моей спине пробегают мурашки.

– Тогда ты и правда меня не знаешь.

На самом деле, я его не так хорошо знаю. Он задает много вопросов обо мне... о моей истории и приемных семьях, о любимых фильмах и какое мороженое мне нравится. Касабланка и мятное мороженое с шоколадной крошкой.

Он не особо разговорчив о себе. Все, что мне известно, это его доброта ко мне и желание защищать, ничего не прося взамен.

– Нет, – уже тверже говорю я. – Ты бы никогда не сделал мне больно.

– А так хочется.