Разбитое сердце Матильды Кшесинской

Маля даже не подозревала, что может нанести столько чепухи враз. К тому же она говорила по-русски, чтобы англичанин половину понял, половину нет, не смог уловить насмешливой игры слов, а наслаждался самим звуком нежного голоса Мали. А ее лицо… Недаром ей больше всего на училищных концертах удавались характерные танцы – и не потому, что ей нравилось танцевать в национальных костюмах. Маля любила в танце не только его рисунок, хореографию и техничность – она любила драматическую игру, драматургию движения. Она обожала добавлять в танец именно черты характера того персонажа, жизнью которого жила в тот миг. Все тело ее жило и дышало так, как может жить и дышать только героиня ее танца, и необычайно выразительное лицо ее в эти моменты вовсю трудилось для создания нужного образа. Перед англичанином предстало нежное, невинное, обворожительное существо со сверкающими черными глазами, в которые он смотрел, как зачарованный. Где ему было увидеть такие глаза в Англии? Их у англичанок просто не бывает. Это были глаза польско-французские, ведь среди предков Мали природа столько понамешала…

Но не время было думать о прошлом – и молодой англичанин, спешивший по тропке вслед за изящной фигуркой, овеянной волнами тонкой ткани, не сводил с нее глаз и думал только о настоящем. Изредка Маля оглядывалась – Макферсона в жар бросало от ее взглядов! – а потом он снова устремлял глаза на очаровательный силуэт, весь из плавных изгибов – и чувствовал, что жар только усиливается. Иногда она останавливалась, наклонялась – юбка обрисовывала ее изящные бедра, и мистер Алан издавал короткий стон. Потом Маля распрямлялась, показывая ему свой трофей – подосиновик или подберезовик, такой же ровненький, ладненький, крепенький, как она сама, – а англичанин только растерянно улыбался в ответ.

Ему было не до грибов. Кузовок его оставался пуст и бессмысленно качался на руке.

Так они бродили с полчаса. Наконец пересекли рощу и вышли на полянку, всю полную жужжания шмелей, травяного, круто настоянного на жаре аромата и солнечного света, перемешанного с кружевными тенями деревьев.

–  Ну, а где же ваш улов? – со смехом спросила Маля, заглядывая в корзинку Макферсона и видя там только сбитые с кустов листья, сухие веточки и еловые иголки.

–  А ваш? – спросил смущенный англичанин.

Маля с торжеством показала корзинку, полную грибов, и радостно принялась танцевать с этой корзинкой на манер того, как танцуют поселянки с корзинками винограда в первом акте «Жизели».

Вдруг она покачнулась, встав на пальцы, – и грибы посыпались из корзинки. Марферсон и Маля кинулись их собирать, ползая на коленях по траве и приближаясь друг к другу. Наконец Маля схватила последний гриб, а Макферсон – ее руку. Но смотрел он не на гриб и не на руку – он смотрел на вырез ее блузки, шнурок которого в этот момент как раз развязался.

Маля бросила гриб в корзинку и торопливо завязала шнурок. Лицо Макферсона почти не отличалось по цвету от алой грозди волчьего лыка, нависшей над его головой.

–  Вам, наверное, жарко в пиджаке, – невинно сказала Маля. – Вы весь красный. Снимите его скорей.

Макферсон послушно стащил свой светлый, в тонкую полоску, чесучовый пиджак.

–  Боже! – воскликнула Маля. – Да там еще и жилет! Так же недолго заживо свариться!

Макферсон расстегнул и снял жилет. Потом рука его потянулась к вороту рубашки. Казалось, он хотел расстегнуть и ее, однако спохватился, сделал вид, что хотел просто ослабить воротничок и галстук, но при этом еще пуще покраснел.

–  Я… – пробормотал он хрипло. – Я совсем забыл. Я еще вчера должен был вручить вам подарок, но забыл, и потом, было очень много народу…

Маля отлично его поняла: ему неловко было вручать подарок в присутствии мисс Алисы. Да уж, его невеста – редкостная зануда, она могла и ляпнуть что-нибудь неподходящее.

–  Вы привезли мне подарок? – Маля чуть не запищала от восторга. – Где же он?!

Макферсон достал из кармана пиджака небольшой сверток в шелковой бумаге.

–  Что это?

–  Возьмите и посмотрите.

Бросив на англичанина лучистый взгляд, Маля развернула пакетик и ахнула в неподдельном восторге. Это было прелестное портмоне из слоновой кости с незабудками – подарок очень изысканный и вполне подходящий для барышни ее возраста.

–  Ах! – воскликнула Маля. – Как красиво! Не знаю, как вас благодарить! Вы просто чудо!

–  Дайте мне поцеловать вам руку, – выдохнул Макферсон. – Это будет прекрасная благодарность.

Маля протянула ему руку. Он едва коснулся пальцев дрожащими губами, потом повернул кисть вверх ладонью, словно намереваясь поцеловать и ее, как вдруг с его лба сорвалась капелька пота и упала на ладонь.

Маля хихикнула, а Макферсон остолбенел:

–  Простите, о, простите!

–  Ничего страшного, – улыбнулась Маля и слизнула капельку. – Вот, смотрите, уже ничего и…

Она хотела сказать «нету», но не успела: Макферсон издал невнятное восклицание и кинулся к ней. Схватил в объятия и крепко поцеловал в губы.