Разбитое стекло

Агата закрыла глаза, набрала в легкие воздух и шумно его выдохнула. Илье показалось, что с этим выдохом из нее ушла жизнь. Она больше не сказала ни слова, на ее лице уже не отражались никакие эмоции, оно стало похоже на посмертную маску женщины, умершей в далеко не молодом возрасте. Илья поежился от неприятного ощущения, будто перед ним не живой человек, а мумия. Он понял, что в этот самый момент Агата Димитракис перестала существовать.

Влад замолчал, он закончил свой рассказ. Добавить больше было нечего.

Камилла сидела, глядя куда-то в пространство. Она была напряжена, ее пальцы теребили браслет, болтающийся на тонком запястье.

– Я ничего не поняла, Влад, – холодно произнесла она, – объясните, зачем вы вторглись в мою жизнь. Я напоминала вам женщину, которую вы любили? Или вы чувствовали передо мной вину за то, что невольно лишили меня матери?

– Мне трудно сказать, – пожал плечами Влад, – я был настолько поражен, когда впервые увидел вас, что совершенно потерял всякий покой. Я сам не мог понять, что со мной происходит, я как будто снова переживал все те же чувства, которые испытывал столько лет назад. Я гулял мимо вашего дома и смотрел в ваши окна, и когда я замечал вашу тень, мое сердце сжималось от тоски. Мне казалось, что всех этих лет не было и я ничего такого не совершал. И что женщина за шторами жива и счастлива.

– Я знаю, я вас видела, – сказала Камилла, – я думала, что вы в меня влюблены. Разве это было не так?

– Не знаю, – ответил Влад, – не думаю. Вернее, в какой-то момент мне показалось, что я вновь испытываю те же чувства, ту же любовь. Но это была не она, всего лишь воспоминание. Очень тягостное и слишком болезненное, чтобы просто его не заметить. Но я не виноват в смерти вашей матери, я любил ее и не мог желать ей зла. Это был глупый, детский, хулиганский поступок, но я даже представить себе не мог, какие он будет иметь последствия.

– Зачем вы все это мне рассказали?

– Я хотел бы попросить у вас прощения, – просто и спокойно ответил Влад, – по прошествии времени я понял, что не давало мне покоя. Мне не у кого было попросить прощения. Меня никто не мог простить. Но вы это можете.

– Как я могу простить вас за то, что не имело ко мне никакого отношения? Я не могу вас простить за тот камень, ведь он предназначался не мне, и пострадала от него не я.

– Простите меня хотя бы за то, что касается лично вас. За детство без матери.

Камилла молчала.

– Я не требую от вас ответа, я понимаю, что сказать слово «прощаю» для вас будет все равно, что предать мамину память. Поэтому ничего не говорите. Но если сможете, простите меня в душе, я это почувствую.

С этими словами Влад встал из уютного кресла. Комната, в которой они с Камиллой разговаривали, была удивительно похожа на ту, в которой он часто бывал. Конечно, у Инны не было такой роскошной отделки, не имелось итальянской мебели, дизайнерских светильников. Но что-то неуловимое все же чувствовалось. Темно-синие шторы, может быть?

Камилла проводила Влада до двери, не произнеся ни слова, но когда он уже почти закрыл за собой дверь, сказала:

– Вы не виноваты. Вы любили ее. Не мучайтесь, я вас ни в чем не виню.

– Ну что, объяснился? – с порога прогремел Альберт Валентинович. – Простила она тебя?

– По-моему, да, – ответил Влад, – так она сказала, во всяком случае.

– Давно надо было это сделать, а не шататься под окнами и выгуливать ее собачонку.

– Ладно, не бухти.

– Он еще и недоволен! Ничего, послушаешь, не развалишься. Тебе вообще полезно много о чем послушать.

– Ты знаешь, пап, – сказал Влад, слегка оживившись, – а у меня сейчас возникло ощущение, что Камилла имела на меня какие-то виды. Она была разочарована, когда поняла, что я не буду объясняться ей в любви.

– Она не такая простая девушка, Владик, – сказал Альберт Валентинович, беря сына под руку, – пойдем в гостиную, выпьем вина.

– Почему ты о ней так говоришь? Что ты об этом знаешь?

– Я все знаю, – ответил старший Безбородов, – о ее жизни я знаю все. Думаешь, только тебя терзали муки совести?

Альберт Валентинович погрузился в глубокое кресло и показал жестом, что Владу следует открыть бар. Сын достал любимое вино отца, стал открывать бутылку. Нарочно долго возился, чтобы понять, как лучше сформулировать свой вопрос.

– Ты хочешь сказать, что наблюдал за ней все эти годы? – наконец решился он.

– И не только наблюдал, – кивнул Альберт Валентинович, – пока она была замужем, я не беспокоился, но когда она развелась, пришлось подключиться.

– Так это не муж ее содержит?

– Муж оставил ей таунхаус, за который я ему заплатил, – ответил Безбородов.

– Как таунхаус? А этот коттедж?

– Этот коттедж… – хмыкнул Альберт, – я не знал, что она сменила адрес. Тот таунхаус был гораздо большей площади и ближе к центру. Вот она и переехала. Но я этого не знал. А муж ее такой жмот, каких свет не видывал, он за пятитысячное содержание удавится. В общем, мы с ним договорились. Она думает, что это он ей помогает…

– Я понял, не продолжай. Так ты не знал, что она живет здесь?