Разбитые иллюзии

«Простите меня», — я хотела это сказать вслух, но получилось лишь мысленно.

— Пати? Ты с нами? Ты остаешься?

— Да… Простите меня, — теперь я смогла это прошептать. Руки Шона ослабели, и я опустилась обратно в кресло, сам он осел и, уткнувшись лицом мне в колени, разрыдался от облегчения, выпуская со слезами пережитый страх. Мои драгоценные мальчики обняли меня, еле шевеля крыльями, они опустошились до дна, спасая меня.

— Простите меня, — снова произнесла я. — Я больше так не буду.

Шон поднял мокрое лицо, в его глазах до сих пор стояла боль.

— Да уж. Не умирай больше, Пати. Мы этого не переживём.

Я кивнула.

— Шон, у нас есть одно дело до рассвета.

— Какое? — насторожился он.

— Не бойся, я не буду делать глупостей и рисковать собой.

Заведя домой флерсов, мы поехали в Бруклин.

Голова была ясная, на сердце было спокойно. Я попытаюсь. Не получится — смирюсь. Но сначала — я буду бороться до конца.

— Пати, что ты задумала? — в голосе Шона слышались мольба и отголосок злости.

— Не бойся, Шон, — я нежно коснулась его щеки, и он прильнул к ладошке. — Я не буду делать глупостей, обещаю. Я просто поговорю со Стражем.

Его передёрнуло.

— О чём поговоришь?

— О его долге.

— Ты не сможешь отобрать Вика у него! — в отчаянии крикнул Шон, стукнув ладонью по рулю.

— Я знаю. Знаю, — успокаивала я его. — Я же пообещала не делать глупостей.

— Ты хотела умереть с ним, — это прозвучало как обвинение.

— Ну… Понимаешь, я виновата во всём. Я не думала, что… что…. Я связала себя с ним, не специально, не осознанно. Связала намертво. А его последняя мысль была обращена ко мне… Последнее «прости»… Этого следовало ожидать… Он не мог подумать ни о чём другом. Виновата в случившемся лишь моя глупость. Я была не готова… и утонула, потеряла себя. А ты вернул. Спасибо, что спас меня, брат мой.

Он отнял руку от руля и сжал мою ладонь. Просто жест, обычный человеческий жест.

— И всё же мы едем к Стражу… — горько прошептал он

— Да. И утром уедем от него. Верь мне.

Он кивнул, соглашаясь.

Дверь в квартиру Отшельника, как обычно, была не заперта, я толкнула её, и меня ожидал неприятный сюрприз: неизвестная мертвячка из отказавшихся. Она стояла и смотрела на меня со смесью страха и враждебности. Шон за моей спиной тут же подобрался. Я знала: в руке у него появился посеребрённый нож — одно неверное движение вампирицы, и он вскроет ей горло. Это знание успокаивало, позволяло сохранить достоинство. Проигнорировав её, я прошла в комнату. Мои ожидания оправдались, я увидела там и Вика, и Стража. Вик уже был с крыльями. Но он помнил меня, это главное.

Я посмотрела в глаза Стражу, в мыслях обвиняя его. Я не сошла с ума и по-прежнему чувствовала эту реальность, ведь в этом городе многое в моих руках — я держу нити. И время Вика ещё не настало. У нас было время. А Страж заключил сделку с кем-то ещё: кто-то пожелал скорой смерти Вика. Странно, безумно, но это так. А значит, Страж сам нарушил Равновесие, поторопив события и вынудив его умереть, ведь Вик не мог поступить иначе, не мог дать умереть ребенку под колесами машины.

— Это не я, — произнес он.

— Мне всё равно. Я пришла забрать своё.

— Твоего тут нет ничего.

— Ошибаешься. У меня отняли время. Моё и Вика, наше общее время. Я пришла за ним.

— Ты… — Страж замер, не договорив, сквозь смертельную усталость на мгновение промелькнуло удивление. — Я тебя слушаю.

— Ты должен мне услугу. Я предлагаю вернуть тебе долг за возможность забрать то, что мне принадлежит.

— Что ж, возьми, если сможешь. Но если у тебя получится, — он ухитрился своим безэмоциональным голосом передать крайнюю степень сомнения, — то платой будет то, что ты каждую ночь на три удара сердца будешь забывать о том, что тебе удалось.

Я скривилась. Серый Демон всегда возьмет плату, уравновесит. Плата лишь кажется пустяковой, но я смогу её отдать.

— Я согласна.

Сплетающий шагнул ко мне, но в мои планы не входило позволить ему сегодня напиваться моей кровью. Я оцарапала палец о брошку и прикоснулась к его губам, оставляя даже не каплю, а намек на неё. Ему пришлось удовлетвориться.

— Да будет так, — тихо произнес он и посмотрел поверх моей головы на Вика.

Я обернулась и, наконец, позволила себе всмотреться в своего любимого. Смерть изменила его черты, он не избавился от шрамов, но они стали… естественными, словно он с ними и родился. Ну да, Страж Равновесия родился со шрамами.

— Ты не отказался от памяти… — проронила я.

Не согласился стать чистым листом, на котором уже невозможно ничего написать, согласился хранить боль потерь. Согласился помнить меня и дать мне шанс.

— Пати… — боль, отчаяние и вина, всепоглощающая вина за то, что бросил меня.

Я обняла его, прильнула, как раньше… Поцеловала, ощутив клыки и, не щадя себя, разрезала о них губу. Ощутив вкус моей крови, он дёрнулся, но…

Спасибо, брат мой, ты подсказал мне решение.

Моя кровь текла в него, и текли воспоминания.

Наша встреча… Он был такой восхитительно белый, и так открыто улыбался… Я тогда просто подошла к нему и поцеловала, он ответил на поцелуй и удивился лишь, когда я отстранилась.