– Конечно, похороны – это пустяки. Зачем ты меня сюда вытащил? Мог бы все сказать по телефону. Я железная, выдержу.
– Ты хотя бы понимаешь, что тебя будут подозревать?
Та никак не отреагировала. Илья углядел рядом освободившийся столик – к нему были приставлены как раз два стула – и буквально толкнул туда Камиллу. Та машинально села, он устроился напротив:
– Слушай, дело серьезное. Ты еще не понимаешь насколько! Кто, кроме тебя, бывал в той квартире?
– Никто.
– Ты понимаешь, что это значит? Если они заподозрят, что его убили, сразу выйдут на тебя!
Стол задрожал, женщина резко ударила рукой о край:
– Что ты плетешь? Убийство?!
– Я говорю – если! А такое тоже может быть! Ну, пораскинь мозгами, ведь он же проходил свидетелем по делу об ограблении! Сечешь? С ним уже общался следователь, Витя давал какие-то показания! А потом – бац! Погиб! И никакой записки, никаких причин!
«Я знаю причину, – подумала Камилла. – Нет, это невозможно!»
– Когда это случилось?
– В субботу. В районе трех-четырех часов. Уж не помню точно.
«Почти сразу после того, как я уехала. – У нее закружилась голова – второй или третий раз в жизни. Казалось, что в кондитерской невыносимо шумно, хотя здесь слышалось только звяканье чайных ложек, шипение кофейного аппарата да обычное жужжание голосов под низким потолком. – Я ушла где-то в одиннадцать… Нет, не верю, ведь он знал, что меня можно уговорить! Я бы вернулась, если бы он сказал, что покончит с собой!»
Ее вернул к действительности раздраженный голос:
– Вы закончили?
Рядом, с чашками на весу, стояли другие посетители. Илья встал и под руку вывел женщину на улицу.
С ней приходилось обращаться как с большой куклой, – Камилла двигалась замедленно, будто сонно.
– У тебя есть алиби на это время? – допытывался Илья. – Проснись, дело серьезное!
– Алиби? – Она и в самом деле немного оживилась. – Слушай, мне ведь только что звонил Самохин и спрашивал насчет алиби! Как раз на субботу, с часу до четырех!
Илья коротко застонал:
– Видишь?! Они уже тебя вычислили!
– Но я не понимаю, как…
– Дура! Ты слишком заметна, тебя легко найти! И соседи могли что-то знать, и хозяйка, да кто угодно. Я говорю, у тебя будут крупные неприятности!
– Ольга уже знает? – неожиданно спросила она.
– Насчет мужа или насчет тебя?
– Насчет нас с Виталием.
– Да. Я ей все сказал.
– И как она это приняла? Илья впал в отчаяние:
– Тебя волнует эта чушь, когда есть вопросы куда более важные! Нормально она это приняла, у них давно все было кончено! И если тебе интересно, мы с ней вскоре поженимся. А теперь вспоминай, есть у тебя алиби или нет!
Женщина некоторое время молчала. Илья нервно курил и рассматривал выставленные вдоль стен творения уличных живописцев. Время от времени он раздраженно фыркал, но вряд ли потому, что картины оскорбляли его художественный вкус.
– И есть, и нет, – сказала наконец Камилла. – Если я сознаюсь, что заходила в контору, оно у меня есть. Если сплету что-то еще, будет сложнее. А в конторе я была как раз около половины третьего. Я не могла успеть вернуться на окраину за какой-то час. Да, наверное, алиби есть.
– А почему бы тебе его не использовать? – удивился Илья. У него явно отлегло от сердца.
– Да потому, что я тебя выгораживаю, дурак, – бросила она. – Я приходила туда, чтобы уничтожить договора, которые ты якобы подписывал!
Теперь замолчал он. Камилла посмотрела на часы:
– Как я буду сегодня работать, не знаю. Может, мне заболеть? Уехать в отпуск за свой счет? Пусть даже уволят, мне наплевать, без места не останусь.
– Делай что хочешь, – пробормотал он. – Договора… Они не связались с Филимоновой?
– Не знаю. Думаю, что нет, а то Самохин говорил бы со мной иначе.
– Скажи ему, что была в конторе, – посоветовал Илья. – Соври что-нибудь. Что забыла сумочку, например.
Камилла неожиданно расхохоталась. Она отвернулась к стене, прижала руку к пышной груди и смеялась так громко, что начали оглядываться прохожие. Илья пытался ее остановить, он понимал, что веселья в этом смехе нет, это истерика.
– Как все банально, – выдохнула она между двумя приступами. – Всем приходят в голову одни и те же идеи! Сумочка! Ну конечно, я так и скажу! А он умер, умер!
Следующие минуты вспоминались ему потом как кошмар. Пришлось успокаивать бьющуюся в рыданиях Камиллу на глазах у сотенной толпы. Многие прохожие, особенно женщины, смотрели на него с ненавистью и подозрением. «Думают, что я довел!» Мужчины оценивали формы Камиллы. Дети испуганно глазели. Ему с трудом удалось увести ее в какую-то подворотню, и там он дал ей пощечину – больше ничего в голову не пришло. Камилла как-то странно зарычала, он даже отшатнулся. И вдруг умолкла.
– Уходи, – сказала она, медленно проведя по щеке рукой. – Я тебя не выдам, у тебя будет алиби, только уходи! Если ты скажешь еще что-нибудь, будет хуже. Я тебя не просто ударю, я тебя убью!
– Я ведь ничего не просил. Я за тебя переживаю, понимаешь?
Та ответила, что совершенно за себя не боится. Ей достаточно сознания, что не она убивала Виталия, если он был убит. Камилла говорила это и сама себе не верила.