Читаем Разбитые надежды (СИ) полностью

Как-то учитель за проказы оставил Клауса после уроков вместе с Кэролайн рисовать плакат к недели краеведения. Прощаясь с друзьями, расходящимися по домам, он делал кислую мину и всячески выражал свое недовольство тем, что его оставили вместе с Кэролайн. Вернувшись обратно в класс, он застал там одноклассницу с набором кистей в руках, а на парте перед ней лежал белоснежный лист ватмана.

- Ну, иди сюда, чего застрял в дверях? Я не кудахтаю и не клююсь! – весело заключила она, театрально разведя обе руки.

- Только знаешь что… – Клаус стеснительно почесал затылок, – давай ты сама придумаешь, что будем рисовать и скажешь мне, что я должен сделать, а то я в этих штуках ничего не понимаю, – неуверенно сказал он.

- Хорошо, как скажешь! – девочка рассмеялась, – я не буду тебя мучить: ты нарисуй вон в том углу речку и раскидистое дерево на её берегу…

«Рас-ки-дис-тое дерево, – почти с наслаждением проговорил про себя Клаус, – как же красиво она говорит. Любой бы другой на её месте сказал «большое дерево», но она сказала «раскидистое», и я теперь понимаю, что это дерево не просто большое, а что его ветки красиво будут спускаться в разные стороны, почти касаясь воды… Ах, как хорошо она говорит!»

- А что будешь рисовать ты? – спросил он лишь за тем, чтобы услышать, как она будет рассказывать о том, что будет рисовать сама.

- Ну, – Кэролайн распахнула голубые глаза и закусила губу в задумчивой манере, – я попробую нарисовать школу, из которой выходит наш класс, чтобы отправиться в поход… Сверху будет птица и бабочка, а на земле кусты и цветы, – закончила она скороговоркой последнюю мысль.

«И ничего она сейчас красивого не сказала… – разочарованно вздыхал в своих мыслях Клаус. – И ничего в ней такого нет и плевать на то, как она хорошо говорит: она толстая курица!» Пока Клаус ругал про себя ни в чем неповинную одноклассницу, луч вечернего солнца ворвался в окно и коснулся лица Кэролайн, проникнув прямо вглубь её глаз, сделав их не просто голубыми, а почти хрустальными, и заплясал на каждой реснице, обрамляющей их. Девочка начала щуриться, проводя плавные линии на бумаге с занятым видом, обходя стол кругом. «До чего же ясные у неё глаза! И как красиво в них заиграл этот луч! А как она до этого красиво сказала «раскидистое»! Ну и что, что она толстая и с дурацкой скобой на зубах…» – вновь противоречил себе в своей голове Клаус, ведь чувства его были столь живы и неопределенны, что не поддавались объяснению, и уж тем более его собственному.

========== 4 Глава. «Мы перестали быть детьми» ==========

Так миновала школа, на носу был выпускной класс – последний год мучений, как любят говорить школьники всех стран. Клаус вырос теперь в сильного, высокого юношу, с греческими кудрями и той шаловливо-дерзкой улыбкой, которую так обожают все без исключения молоденькие девушки. Правда обаянием своим Клаус почти не пользовался, да и в тех случаях, когда ему нужно было понравиться кому-то, он неосознанно включал его. Сейчас молодого человека больше увлекал баскетбол, которым он занимался с первого класса, но более всего его интересовало писательство: у него дома в ящике хранился начатый роман об Америке 19 века, а в школе на уроках литературы он то и дело любил потешать одноклассников каким-нибудь коротким юмористическом остроумным рассказом или заметкой-наблюдением, написанной им в художественном стиле.

Сегодня был первый день учебы, шёл урок физкультуры, и ребята занимались упражнениями: парни на разных площадках играли в американский футбол и баскетбол, а девушки из команды поддержки занимались растяжкой на лужайке, остальные сдавали нормативы.

- Помнишь Валери Маккензи из десятого класса? – игриво бросил Стефан другу между пробежкой на короткой дистанции, – кажется, она от меня без ума!

- Стеф, ты действительно настолько безнадёжен, что собираешься потерять девственность с Маккензи? – с насмешкой ответил Клаус, мотая от смеха головой.

- Да тихо ты, кретин! Давай ещё все узнают, что я в свои семнадцать никого не завалил! – шёпотом, но крайне сердито парировал Сальваторе, толкнув друга в плечо.

- Она же ненормальная: трещит без умолку… Помню, она как-то подсела ко мне на ланче в прошлом году и рассказывала про склероз своей бабушки, а также про свою недавно родившую породистую собаку… – с явным сарказмом и жестикулируя кистью руки сказал Клаус.

- И что ты ей ответил, ты её послал? – пытаясь уйти от первоначального смысла беседы, спросил Стефан.

- Нет, конечно, – в серьезно-игривой манере нахмурив брови, ответил Майклсон, – я купил у неё щенка и подарил его потом на день рождения нашему соседу Мэйсону – старому ворчуну, поливающему свои лужайки какой-то вонючей дрянью от насекомых, что я вежливо попросил его более не делать, потому что страдает почти вся улица, ибо дышать невозможно. Спасибо щенку – сработало! – он захохотал, задыхаясь на бегу.

- Ну, дед и вандал, однако! – Стефан поддержал смех приятеля своим – ещё более громким и заливистым. – Я бы такому подарил в коробке саранчу и колорадских жуков, чтоб он там своего варева не напасся на них.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература