Разбивающий сердца

- Скажите, Алексей Иванович… – зову грузного мужчину с проседью на висках, и он поднимает голову, прищурив острый, спокойный взгляд. Откладывая безобразно маленькую ручку в сравнении с его рукой, психиатр наклоняет голову на бок и ждет продолжения.

- После лечения я вспомню все? – задаю тихий вопрос и боюсь услышать ответ.

Складывая руки на мощной груди Березин с любопытством разглядывает меня, а после отворачивается к окну без каких-либо решеток, где светит яркое весеннее солнце первого мартовского дня.  Я жду ответа и одновременно боюсь его услышать. Возможно, где-то в глубине души я не хочу ничего вспоминать.

- Все будет зависеть от того, Роман, - осторожно и одновременно мягко начинает Алексей, вновь поворачиваясь ко мне. – Ради чего вы хотите вспомнить: жить дальше или сделать шаг назад?

Они сцепились словно дикие звери на бойне. Лена от меня бросается к Леониду, они бьются за жалкие бумажки, на которые уже перекинулся огонь – словно это последнее ради чего стоит жить. Я же просто застыл, смотрю и вижу жаркое пламя, сжирающее все на своем пути. Оно хватается, а скатерти, мягкую мебель и любые горючие поверхности, распространяясь по столовой. Пистолет выпадает из ослабивших пальцев, и я вздрагиваю от его удара об паркет, с шумом втягивая насыщенный углекислым газом воздух.

- Рома! Рома пошли скорее! – Аня отчаянно хватается за меня, кричит, тяня куда-то в сторону. Словно в тумане вижу ее лицо, черты которого постепенно уходят из памяти. Вокруг, шум, крики, что-то с грохотом падает и еще немного – уже ничто не спасет нас.

- Ты слышишь меня? Пойдем! – выдыхает она, дергая меня за рукав.

Ноги будто вросли в пол, абсолютно ватные и лишь усилием воли заставляю себя двигаться. Потому что иначе она тоже погибнет, по глазам вижу отчаяние среди ярких искр пламени, отражающегося в ее радужке.

Мы почти достигли выхода, когда послышался крик позади и я обернулся – Лена с Леонидом перевернули стол. Оба в крови, борются в ярости и готовы разорвать друг друга на части. Видно, как постепенно уходят силы Воронцова, без того ослабленного раной, но он отчаянно тянется пальцами к пистолету. Даже не знаю, в какой момент они успели оказаться к нему так близко. Или просто он столь удачно откатился?

- Никита, – ахает Аня в секунду, за которую самый младший Воронцов успевает переметнуться от двери к дерущейся парочке. В начале я решил, что он хотел лишь разнять их, но он ловко ударяет доползшего до оружия Леонида и поднимает пистолет с пола.

- Убирайтесь. Оба, - бросает в нашу сторону, даже не обернувшись.

Голос дрожит, а вот рука нисколько. Он смотрит прямо на них, удерживая их на мушке.

- Малолетний больной ублюдок, - шипит окровавленными губами Леонид, задыхаясь и кашляя. – Надо было прикончить тебя сразу, как только ты появился в нашем доме.

- Заткнись! – огрызается младший Воронцов и коситься в нашу сторону. – Вы еще тут? Валите, сказал же!

- Какого черта?! Вы все с ума сошли? – Аня на грани истерики, она в отчаянии оглядывается и кашляет, сжимая мою ладонь. – Никита, остановись, слышишь?

- Давай, сопляк. Стреляй в меня. А потом прикончи свою тетку. Помнишь ее игры? Наверняка, они тебе нравились…

Он не слышал. Ни тогда, когда сделал первый выстрел, отпугивая хохочущего, совершенно невменяемого Леонида – ни после. Пока Воронцов старший скулил, хватаясь на раненую руку и отползал.

Я знал, что будет дальше.

И возможно в ту секунду увидел себя самого: такого же разбитого и отчаявшегося человека в тени.

- Аня, быстро из дома, - рычу, толкая Филатову к выходу и кидаюсь к Никите.

Мысленно умоляю ее послушать меня, пока пересекаю столовую. Мне казалось, все эти действия занимали целую вечно – на деле лишь несколько минут, пока все вокруг полыхало и Ад пожирал это чертово место. Я перехватил Никиту поперек туловища, не давая снова выстрелить, оттаскивая от Леонида. С трудом дышал и лишь на чистом упрямстве не давал ему вырваться.

- Какого хера, отпусти!

Если отпущу, мы с тобой рухнем вместе. Впервые в жизни должен был бороться. Не за себя, нет. За другую жизнь – не дать кому-то утонуть также, как я сам. Видел горящую Лену, чью легкую одежду мгновенно охватил огонь. Именно она не дала Леониду броситься за нами. Мы встретились взглядом, и я точно знал, что в ее глазах не было раскаяния. Толкнув своего мужа, Воронцова тянулась в нашу сторону, пытаясь вызвать жалость и тяня свои окровавленные руки.

- Отпусти меня, нет! Пусти, сказал! Лена!

Говорят, жертвы садистов и манипуляторов порой сочувствуют им. Они готовы спасти их, даже если этого делать точно не стоит. Никита плакал, рвался назад и будто не давал, ворвавшимся в дом пожарным, спасти себя. Он отчаянно тянулся обратно, хотя и ненавидел эту женщину, Леонида и все связанное с ними.