Разбивающий сердца

Едва ощутимое касание руки, затем Аня делает шаг в сторону и обходит меня, вновь ускользая. Шлейф легкого цветочного аромата ударяет в ноздри, дурманя голову. Меня там люди ждут. Уже идет рабочее время и скоро приедут спонсоры, из-за которых приходиться торопиться.

Я делаю еще один шаг, но внезапно замираю и резко оборачиваюсь, крикнув:

- Кстати, ты должна мне за бургеры!

Она недоуменно оборачивается, непонимающе хлопая глазами. Затем внезапно задирает голову и громко хохочет, утирая выступившие слезы, нисколько не боясь размазать свой идеальный макияж. После чего хмыкает, прижимая к себе сумку, весело отвечая:

- Кто-то до сих пор не сводил меня в суши-ресторан!

Провожу языком по губам, качая головой и доставая айфон, говоря:

- Как насчет того, чтобы познакомиться заново? Дадите ваш номер, девушка. Для идеального вечера, скажем… завтра?

Аня постукивает пальцем по губам, делая вид, будто раздумывает и притворно тяжело вздыхает:

- Ну, если вы настаиваете…

- С меня самый большой сет.

- Тогда я согласна. Пишите номер!

* * *

Никита

Весь пол липкий настолько, что подошва ботинок прилипает намертво. Вокруг пустые бутылки, остатки маленьких пакетиков с крупицами белого порошка да несколько использованных шприцов. С интересом оглядываю убогое, совершенно изгаженное помещение. Стены расписаны графиты, всюду мусор, окна настолько ненадежные – плюнь и полусгнившая деревянная рама вывалиться наружу.

Ногой пододвигаю к себе единственный приличный стул, разворачивая его спинкой к обездвиженному телу на сгнившем матрасе. Местный крысятник – это нежилое брошенное здание на окраине города. Бомжи, наркоманы, проститутки – весь цвет общества в одном флаконе с амбре, соответствующим их статусу. Судя не суются местные, даже полиции наплевать. Никому нет дела до кучки неудачников и антисоциальных элементов, пока они не нарушают закон.

Перекидываю ногу и сажусь поперек, лицом к окну. На меня смотрят впалые глаза с темными кругами. Героинозависимые все на одно лицо: стеклянные взгляды, мертвенно-бледная, почти синюшная кожа и худые анорексичные тела. Женщина передо мной – мать Феди Соколова. Ей всего двадцать пять, а она уже законченная наркоманка, готовая отдаваться любому за дозу. Прищурив глаза, рассматриваю изуродованные болезнью черты. За все время работы она не первая и не последняя. Вчера мальчик позвонил на горячую линию, испуганно шепча о пропавшей в очередной раз маме.

Он боится попасть в детдом.

Он так любит мамочку.

А ведь ему всего семь и некому его защитить, ведь главный защитник сейчас валяется в угаре после очередной принятой дозы. Блаженные минуты до ломки, пока не наступит следующая фаза. Грязная короткая юбка задрана, майка изорвана и женщина пытается прикрыться, смотря мутным взором в мою сторону.

- Ты еще кто? – хрипло выдыхает, с трудом вспоминая человеческую речь.

Жалкая. Какие же они все жалкие. Плевали на себя, так ведь и дети для них просто лишний мусор. Кладу руки поверх спинки и приподнимаю бровь, отмечая округлый живот. Да уж, что там родится? Интересно, таким дают материнский капитал?

- Красавчик, - хихикает она будто пьяная. – За любовью пришел? Денежки вперед, - слабо протягивает руку и снова заваливается на матрас.

Молча достаю деньги – не меньше десяти тысяч в пачке и ее взгляд оживает. Воспаленный мозг делает подсчеты, явно хватит на несколько доз. Может даже на бутылку. Цена одной жизни, если выбор будет неверным.

- Твой ребенок, - тяну равнодушно, оглядывая ее с легким чувством брезгливости. – Готова продать его?

Мне все равно. Эмоции, чувства давно похоронены на кладбище со всей семьей. Не осталось ничего, кроме выжженной поляны. Но Гришаня говорит, что мне надо делать добрые дела, иначе вернусь к началу. Окей, я стараюсь. Ромашка бы мне свернул башку за методы. Только смысл меня учить. Его лекции не работают с тех пор, как сжег все мосты и оставил позади все дерьмо, случившееся в прошлом.

Ее пальцы дергаются, а я усмехаюсь. Выбор очевиден, они всегда его делают независимо от возраста и пола. Деньги – это мотиватор жалких подобий человека разумного. И ничем Алла Соколова не отличается от других.

- Федя? – она облизывает сухие потрескавшиеся губы, приподнимаясь и покачиваясь, сидя на матрасе, рассматривая жадным взором пачку жалких цветных бумажек. – Зачем он тебе?

- Какая тебе разница? – издаю веселый смешок. – Продаешь или нет? Предложение действует… - бросаю взор на часы, обхватившие запястье. Мне же еще надо успеть на встречу. – Ровно минуту.

Алла ползет на четвереньках, спотыкается, хватается за всякую дрянь на полу и почти не осознает своих действий. В отвращении одергиваю ногу, едва она хватает за мои джинсы.

Сорок секунд.

- Ты решилась? – интересуюсь, поднимаясь со стула и отходя на шаг. Алла падает на пол. Юбка задирается сильнее, оголяя худые бедра. Она касается моих ботинок, и я уже хочу оттолкнуть ее, недовольный задержкой.

Чего тут думать. Решайся скорее. Осталось тридцать секунд.

- Ну? – рыкаю недовольно, желая быстрее покончить с неприятной процедурой.