Разбой

– Коза с волком тягалась, одна шкура осталась. Требомир его с третьего удара так огрел мечом, шлем по сварке разлетелся. Врач без сознания, Нирлик с Айлвин к нему, Требомир снова к горелке, бандеарг к краю ползёт, обделался. Ну тут я уже говорю: «А пленный-то мой! Я его подбил, стрела моя, с бронебойным наконечником»! – И что же? – снова не утерпел йомс на покое. – Опять хольмганг, – рассказчик вздохнул и похлопал по лежавшим на скамье заплечным ножнам с длинным мечом. – Хотел обезоружить, да не вышло, больно Требомир оказался цепок. Зарубил дурака. – Другое скажи: врача-то спасли? – сострадательно справилась Тослава, собирая пустые кружки. – Наутро пришёл в себя, на соседней койке с тем самым бандеаргом. Ладно… Нирлик, стало быть, остался на стене за знахаря. Мы спустились во двор, Мегайро с Калланом уже спорят, по какому закону судить Стейнглада с Осгодом, чтоб сурово, но без расправы, и что делать с замком. Мол, часть определить под библиотеку, часть под больницу. А во дворе две воронки, как от взрыва, на дне одной – дыра в полторы сажени, жар из неё идёт, и стенки оплавлены. Входим в замок, там в покое стол накрыт, и Осгод тут как тут, в кресле сидит, у очага, рядом кубок валяется, вся бородища в пене с кровью, а рядом ещё несколько его присных – десятники шкрябовские, управляющий. Кто на полу скорчился, а кто прямо за столом помер. На столе закуска всякая, и котёл. Похлёбка из лосятины. Входит Нирлик, раз понюхал, говорит: «Омежник»[150]. – Какая ж дурында омежник в похлёбку покрошила? – возмутился Хлебник. – Они б ещё пирог с волчьей ягодой испекли! – Он по запаху на першун-траву похож, – с сомнением добавил Келио. – Её часто во всякое варево добавляют, прежде чем подавать. Может, обознался кто? Самбор покачал головой: – Мне сдаётся, кто-то как раз не обознался. – Точно! – Ардерик поставил пустую кружку на стол. – Самбор свет Мествинович, ты говорил, у Клапы со Стейнгладом был давний спор? Верно, в спорах учёных рождается истина, а в спорах углепромышленников рождается… вот… омежник. – Так Стейнглад Клапу отравил? – осенило механика с «Хранительницы Меркланда». – Сотник Вестимо, – тут же съязвил один из его товарищей по ватаге. – А куда ж сам Стейнглад делся? И Альмвейг, Осгодова жена? Из дома Бьорнингов? Она… – начал механик. У Самбора был готов ответ, но чем именно была примечательна Альмвейг из дома Бьорнингов, осталось неизвестным, так как из всех шести окон по обе стороны от главного входа с грохотом вылетели стёкла, из двух слева – вместе со свинцовыми переплётами. Одна из створок двери рухнула на пол. Едва Немир успел мысленно предположить, что у проезжавшего по улице грузовика котёл не выдержал давления, как прогремело ещё нескольких близких взрывов, а с одной из соседних крыш забил пулемёт. Сидевший ближе всего к дверям Вамба тряхнул головой, на пол посыпались мелкие осколки стекла. – Набег? – Келио распрямился, направляя трёхстволку, вытащенную из потайного места под столешницей, в сторону входа. – Налёт! – поправил Ардерик. – Бомбят с аэронаоса. Вновь загрохотало, на этот раз, в большем отдалении, но так, что отдельные взрывы слились в подобие громового раската. Запела сирена. – С двух аэронаосов, не меньше, – уточнил обезображенный мистагог. – Север. Это была Плотовая гавань. Рядом мой эргастерий! Хлебник, одолжи грузовик, приветить незваных гостей? – Сперва нас к «Хранительнице» вези! – потребовал неучтивый лётчик. – Турболёты в воздух поднять! – По порядку, – осадил того Келио. – Я десятник ополчения Надреченского конца. – Есть здесь кто выше меня в чугуанском боевом укладе? Осфо закашлялся, корчмарь поклонился: – Есть ли кто выше Осфо Палицы? – Нет? – Говори, Осфо сын Каско́ла! Не переставая кашлять, старец указал на Ардерика. К вою сирен, доносившемуся снаружи, прибавился стук пулемёта. – Поставь учёного перед ненаучной проблемой, он окажется не умнее любого другого дурака, – Ардерик пожал плечами. – Подойдём по-научному. Нам с Осфо надо в эргастерий, Бакуниной ватажке – к «Хранительнице Меркланда» в устье Кашайки, вот. Келио, Тослава, Немир – где ваши места в боевом расписании? – Моё с Тославой прямо здесь, – ответил корчмарь. – Ополчение у корчмы собирается. – Моё в крепости, на аэростате над Восьмиугловой башней, – сказал Немир. – При ракетном ружье. – Что ж… – Ардерик принялся рисовать на столешнице, разлитым пивом обозначая очертания городских концов, гавани, реки, и крепости. – По убойной силе, даём Осфо единицу, мне семь восьмых, Бакуне со товарищи четверть… – Да что ты знаешь! – вскипел Бакуня неучтивец. Со стороны перекрёстка Телеграфной и Слонообводской улиц донёсся рёв гудка пожарной машины. – Немиру – одну девятую, вот… ракетное ружьё – тоже не чих хомячий… Теперь расстояния. До гавани… Ардерик замолчал под взглядом учёного старца, вставшего с места. – Хлебник, вези нас первыми, по Гроданову спуску. От эргастерия срежешь к Кашайке, сбросишь лётчиков, а оттуда по набережной в крепость, – непререкаемо изрёк Осфо Палица. – Там с кочегаром найдёшь Станяту пожарного, у него спросишь, где грузовик нужен. Пошли. – А мы? – спросил Самбор. – Вамба, полетишь со мной? – Бакуня хлопнул гутана по плечу. – Стрелок нужен! – А Шмяка где ж делся? – спохватился один из его товарищей. – Перешмурдячил, – лётчик с трудом приподнял что-то мычавшего и пускавшего пьяные слюни Шмяку под мышки и подпёр им стену, наверное, чтобы тот ненароком не подавился. – Кая, первую помощь знаешь? – Тослава протянула смуглой красавице кожаную сумку с вышитыми на ней белым изображениями священных животных Свентаны. – А меня, меня куда? – развёл руками Самбор, подхватил клеймор, и последовал за лётчиками к дверному проходу.