Разбой

Новая предводительница чолдонцев поднялась по хоботу панцирного слона в седло.

– Где должон быть вож? Вперьод, на лихим слоне! Даш-ка девохе безбатешной, – Бабырган положил сушёную двухголовую ящерицу на горбыль перед Самбором, поднялся, перешагнул через скамью, и пошёл к коновязи. Другие чолдонцы тоже принялись вставать из-за стола и прощаться.

– Что-то не по «Жызнеуряду» она Мудрила прикончила, – заметил сосед Одди справа. – Там на несколько дней порядок расписан, например, один глаз обязательно выковыривается в последнюю очередь.

– Это ещё почему? – спросил горняк, что назвал Зиму посадницу «крошкой».

– Чтоб смертный видел всё, что с ним делают!

– Так именно то и важно, что не по «Жызнеуряду»! – Самбор подобрал ящерицу и зачем-то понюхал. – Она его и ухайдакала не по «Жызнеуряду», и рыбой с птицей накормила, и тело иноплеменникам отдала!

– А зачем? – всё не понимал горняк.

– Подумай! Вождь похоронен в одном гробу с налимом и гусём! С полным брюхом рыбы и курятины! За такого вождя не то что ни один девятиреченец не пойдёт мстить, над ним и век спустя всё Девятиречье будет смеяться! Баяна не только Мудрила убила – она весь «Жызнеуряд» в одну с ним домовину засунула!

Слон Баяны попятился, зацепив боком один из шатров с награбленной Мудрилом добычей, срединный столб сооружения зашатался и замер в нелепо наклонённом положении. На южном склоне, полуголое, несмотря на холод, дитя сунуло рогатой твари морковку из корзины. Тварь приняла угощение и кротко пошла за корзиноносицей. Одди поймал себя на том, что подумал: «…За девохой-той».

Раздался гудок. Знак подавал пятибашенный бронеход глевагардской работы, что привёз на внезапно завершившиеся мирные переговоры ралландцев, альбингов, и энгульсейцев. Из открытого люка главной орудийной башни показался альбинг в кожаном шлеме и закричал:

– С Уседома передают – Сеймур Кнутлинг на «Гулльвейг» к Драйгену полетел!

– Сеймур сделал что? – удивился Атаульф.

Самбор хлопнул ладонью по столу:

– Ума решился, всю нашу работу угробит! Токамак едва испытали, настройку плазменного факела Аркилу неделю доводить, электропроводку систем жизнеобеспечения я вообще ещё целиком не проверял…

– Через внешний мегафон подруби! – крикнул кто-то альбингу.

– То-то он третьего дня приказал проверить герметичность грузового отсека, – венед повернулся в сторону бронехода.

– Но зачем… – начал гутан.

Донёсся усиленный звук из асирмато:

– Прекрасно тебя здесь слышу, Сеймур. Как в своей усадьбе у телефона сидишь, только псы не лают.

Ответ из космоса и впрямь был вполне разборчив, хоть к голосу примешивались надмирные шорохи и свисты:

– И мне тебя хорошо слышно, Рейфнир.

– Рейфнир? – возмущённо повторил Самбор. – Где ж Ладомир?

Рейфнир продолжал:

– Время в полёте диалепт, наведение сошлось с телеметрией! Твоя высота шесть дюжин с малым, вышел из атмосферы! На двух диалептах, запускай гироскопы управления факелом малой тяги! Подтверди!

– Подтверждаю, на двух диалептах, гироскопы управления факелом малой тяги на пуск!

Лицо венеда из недовольно-удивлённого стало озабоченным:

– Только б долетели…

Тучи на северо-восточном окоёме подсветило ритмично мерцавшее зарево.

Эпилог. Эпицикл Хейма

На картине, юная воительница в луннорогом колошенском шлеме без забрала опиралась на копьё-цаадаль с окровавленным наконечником, одновременно протягивая руку поверженному молодому воину. Художник не оставил никаких сомнений в том, что формы девы были совершенны: доспехи, её защищавшие, правильнее было бы назвать бронекупальником, украшенным гардарской росписью и отороченным горностаем. Позади, флот духоплавов обстреливал вычурно зубчатые стены поднимавшегося из озера высокого замка со множеством башен, на которых развевались стяги с грифонами. По дальнему берегу мчалось многочисленное войско – кони в броне, всадники в крылатых доспехах. В небе между разноцветных разрывов противовоздушных снарядов парили гиропланы и циклогиры.