Разбойник Кадрус

– Господа, те, кто имеет такой нож, должны уметь владеть шпагой. Надеюсь, что вы покажете это нам в сражении, если наши враги принудят нас к войне.

Он встал. Это был сигнал для двора. Все тотчас были на ногах. Потом Наполеон сделал приветствие рукой с милостивой улыбкой гостям, приглашенным к его столу, и в сопровождении своего семейства и высоких сановников вернулся в свои апартаменты.

Обед кончился. В полночь император и императрица давали придворный бал.

Глава ХХIII Бал

Вернувшись домой Жорж и Фоконьяк подумали о своем туалете и вечером явились на бал. Все повернули головы к этим знатным иностранцам.

Как люди, привыкшие повсюду производить впечатление, маркиз и кавалер удостоили некоторых дружелюбной и покровительственной улыбкой; потом пошли поклониться принцессе Полине, которая в отсутствие императрицы, являвшейся только в середине бала, играла роль хозяйки.

Герцогиня приняла приветствие приезжих с очаровательной улыбкой; она хотела заставить кавалера забыть холодный прием, который она оказала ему за обедом.

– Мне сказали, – начала она, – что сегодня утром вы были в Магдаленском замке, на сцене подвигов Кадруса?

– Действительно, герцогиня, мы с маркизом де Фоконьяком из любопытства ездили туда утром.

– Говорят, что с племянницами барона де Гильбоа разбойники поступили очень жестоко.

– Этого не было видно.

– В самом деле? Тем лучше! Это заставило бы меня презирать Кадруса, которого я очень уважаю за его вежливость с своими жертвами. Это идеал разбойника.

Жорж вздрогнул.

– Вы очень высокого мнения об этом разбойнике? – спросил он.

– Это герой преступления! – сказала она смеясь. – Он возбуждает восторг даже в самых добродетельных людях. Говорят, что племянницы барона де Гильбоа приедут на бал, – прибавила она.

– А! – сказал Жорж каким-то странным тоном.

Герцогиня это заметила.

– Вы знаете этого господина? – спросила она.

– Немножко, – ответил Жорж, – раза два имел честь с ним говорить.

– А с его племянницами? – спросила молодая женщина.

– Я никогда не был в Магдаленском замке и лишь мельком видел их. Впрочем, с ними было бы очень трудно говорить. Барон де Гильбоа, как любящий дядя, говорят одни, – искусный опекун, а другие говорят, что он окружил своих племянниц и питомиц такими предосторожностями, что до сих пор никто не был коротко с ними знаком. Так что я не могу сам судить о достоинствах этих молодых особ, которых, впрочем, находят очаровательными.

– И вас не обманули, – сказала герцогиня. – «Очаровательными» – слово слишком слабое, следовало бы сказать «красавицами», особенно для искателей приданого, потому что у одной из них, Жанны Леллиоль, не менее тридцати миллионов. Другая, Мария де Гран-Пре, правда, не так богата, но зато у нее большие черные глаза, которые сами по себе составляют приданое.

Кадрус сделал движение, чтобы отойти.

– Остановитесь, – сказала ему герцогиня. – Вот барон де Гильбоа. Племянницы его займут эти два свободных кресла. Я обещала быть их руководительницей при дворе. Остановитесь, кавалер де Каза-Веккиа, и вы, маркиз. Я буду иметь удовольствие представить вас моим двум протеже.

Жорж и Фоконьяк не могли отказаться от такого счастья. Они остались несколько позади герцогини и ждали молодых девушек, которые шли по зале.

Глаза всех обратились на них. Все любовались этими двумя прелестными девушками, которые составляли между собой такой гармонический контраст. Обе были в белых платьях. Жанна, с васильками в белокурых волосах, таких же золотистых как у Цереры, с букетами маргариток, приподнимавшими с боку ее платье, была истинным олицетворением дочерей Эрина, жриц Нанны; Мария, с пунцовым маком в своих великолепных черных волосах и с южным цветом лица, напоминала весталок бога Молоха. Одна обещала любовь со всеми ее восторгами, другая – страсть со всем ее пылким упоением. Никогда закон противоположностей не выказывался резче. Герцогиня сказала правду: они были обе красавицы. Глаза всех с восторгом устремились на них, и самый лестный говор встретил их. Краснея, подошли они поклониться герцогине де Бланжини, которая посадила их возле себя и старалась разогнать волнение, весьма естественно возбужденное в них первым вступлением в свет. Когда они несколько оправились, она представила им маркиза и кавалера.

– Два неразлучных друга, – сказала герцогиня, – одному из них я просто обязана жизнью.

Смущенные девушки ничего не ответили. Жанна от взгляда Жоржа покраснела. Герцогиня была поражена ее волнением и в то же время приметила электрическое потрясение, как будто почувствованное Жоржем. Герцогиня спрашивала себя, не понапрасну ли она представила их друг другу. Эта хорошенькая молодая девушка и этот красивый молодой человек были уже знакомы… Они понимали друг друга… Она почувствовала досаду, которую, несмотря на свое умение скрывать, что происходит в ее душе, она не сумела скрыть совершенно.