Разбойник Кадрус

— Напрасно, герцогиня. Новые слуги, которых вы себе наберете, возможно, станут вести себя еще хуже. Уж лучше иметь дело с людьми, пороки которых знаешь.

— Вы правы. Боже, как вы меня огорчили! Муж мой в отъезде… Впрочем, он слишком стар. Я в отчаянии, я боюсь… Где найти надежного человека, кому довериться, с кем поговорить?

Молодая женщина остановилась, побледнела, оставила руку Кадруса и, сев на кровать, спрятала голову под изголовьем. Потом вдруг она приподнялась и сказала:

— Господин Кадрус, снимите эту маску. Я хочу видеть ваше лицо. Мне хочется посмотреть на человека, которого я стала уважать.

— Вы этого хотите, герцогиня? — ответил молодой человек. — Хорошо.

Кадрус открыл свое благородное бледное лицо.

— Кавалер де Каза-Веккиа! — вскрикнула принцесса. — О, я это подозревала!

— Да, герцогиня. Кавалер де Каза-Веккиа! Кадрус!.. Один и тот же человек. Теперь моя жизнь в ваших руках. Впрочем, вы видите, как я каждый день ей рискую.

При этих словах большие черные глаза герцогини устремились на Жоржа. Они как будто поняли друг друга.

Вдруг раздался странный свист. Кадрус вздрогнул.

— Скоро все в замке проснутся, — сказал он. — Я должен вас оставить. Прощайте, герцогиня!

— Прощайте, кавалер, — ответила принцесса, более взволнованная, чем ей хотелось бы показать. — Прощайте! В случае надобности полагайтесь на меня.

Она протянула руку Кадрусу, который тихо пожал ее, надел маску и ушел. Герцогиня встала у окна и в лунном свете вдруг заметила приближавшихся жандармов. Она посмотрела туда, где стоял Кадрус, но он и его «кроты» исчезли, как по волшебству. Не было ни шума, ни следов. Жандармы напрасно усердствовали.

Глава XXIX БЕЛКА

Через некоторое время маркиз Фоконьяк встречал кавалера де Каза-Веккиа с лионского дилижанса. Говорили, что он приехал из Парижа, где провел несколько дней.

Когда они убедились, что у дверей никто не подслушивает, Жорж и Фоконьяк сели у камина. Кадрус принялся смотреть на пламя. Фоконьяк, такой говорливый на публике, молчал, видя вожака «кротов», погруженного в мрачные размышления.

— Ты вечно затеваешь рискованные предприятия! — сказал вдруг Кадрус, как бы отвечая на немой вопрос друга. — Я всегда это говорил. Еще немного, и дело бы провалилось.

— Какое дело? — спросил гасконец, слегка побледнев от свирепого взгляда своего вожака.

— Еще чуть-чуть, и вся лионская почта, которая везла собранные подати, ускользнула бы у нас из-под носа.

— Я это знаю, — ответил Фоконьяк. — Я также знаю, что дело вам удалось. Сегодня вечером я был у императрицы, где только и говорили, что об этом новом подвиге «кротов». Император взбешен. Захватить казенные деньги! Это все равно, так сказать, что захватить его самого. Досталось и Савари, и Фуше, и Франции — всем.

— А! Ты был во дворце? — небрежно спросил Жорж, не обращая внимания на слова помощника. — Ты, быть может, играл?

— Да… и с таким везением, что я изо всех сил пытался изменить его и не мог. Я передал свое место одному молодому человеку, карманы которого набиты не очень туго, как я думаю. Молодой человек взял мои карты, но везение продолжалось. Представь себе, как этот бедняга в своей признательности пришел предлагать мне выигранные им деньги. Обернувшись, я увидел позади себя герцогиню де Бланжини. Уж не знаю, о чем вы говорили в ту памятную ночь, когда ты вернул ей драгоценности, верно только то, что эта милая принцесса чрезвычайно интересуется твоей особой. Уж не…

— Ты, кажется, становишься идиотом, — сказал Кадрус, пожимая плечами. — Кого ты заставишь поверить, что такая очаровательная женщина, знатная принцесса согласится полюбить Кадруса? И я говорил тебе, что и Кадрус также полюбит только ту женщину, которая станет любить его самого под его настоящим именем.

— Но герцогиня сегодня осведомлялась о тебе как-то странно, да и на меня она смотрела не так, как обычно. Я не знаю, что между вами произошло, но, если она знает, что Каза-Веккиа и Кадрус — один и тот же человек, я этому не удивляюсь. А вот если она полюбит Каза-Веккиа, зная, что он Кадрус, полюбишь ли ты ее?

— Повторяю тебе, нет. У этой женщины подобное чувство может быть минутным увлечением, безумием, капризом. Мне нужна не такая любовь.

— Каприз это или безумие, как ты говоришь, а все-таки бедная женщина будет страдать, почему же не утешить ее хотя бы из человеколюбия?

— Что же тебе самому не попробовать? — сказал Жорж, смеясь.

— Ты надо мной насмехаешься, не так ли? — ответил Фоконьяк, очевидно, оскорбившись. — Не потому ли, что моя угловатая фигура не столь изящна, как твоя? Говори что хочешь, а твой друг Алкивиад еще не намерен отказываться от своих притязаний на прекрасный пол. Ты уже насмехался надо мной, когда я говорил о своей симпатии Мари, племяннице этого старого бегемота Гильбоа. Так вот, я люблю эту очаровательную девушку и женюсь на ней!

— Ты это серьезно? — спросил Кадрус, расхохотавшись.