Разбойник Кудеяр

Не успел одно пережить, показался обоз, груженный свиными тушами. То крестьяне исполняли свою тягловую повинность давать лошадей и самим возить, чего воевода укажет.

И бедных этих возчиков тоже?

Конь, почуяв тьму и тяжесть хозяйских мыслей, забыл о легкости ног своих, бухал копытами, как тяжеловоз.

А на вершине увала — купец-молодец. То ли с барыша, то ли прогорел — сам пьян, кучер пьян, а еще двое прихлебателей — уж только мычат да клонятся.

— Вот люди-то какие! — кинулся купец к Кудеяру, промахиваясь рукою мимо узды, но уцепившись за стремя. — Ты погляди! Ишь как их клонит-то! Не хуже вертушек, а на землю — ни-ни! Держатся.

Протянул, расплескивая, чашу.

— Узнал, кто перед тобою? А узнал — пей! Меня не послушаться — самого себя обидеть.

Кудеяру было холодно, и он принял чашу.

— Еще! Еще! Чтоб и нас с тобой завертело! — Купец побежал к саням, но вернулся за чашей. — Еще выпей! Я задумал землю раскачать. Мы качаемая, а она-то что же?! Вместе веселей.

Он снова кинулся к саням, двигая ногами не вперед, а в стороны, словно земля и впрямь качалась.

— А этих тоже? Хоть ножиком режь, хоть палкой, как гусей, до смерти.

Кудеяр хлопнул коня по крупу, и конь, почуяв волю в руке седока, рванулся стрелой, и ветер относил прочь от ушей дурную ругань рассердившегося купчика.

4

Придорожному трактиру Кудеяр обрадовался, как родному дому. Когда носило по белу свету, жил надеждой воротиться на родину. Вот она, родина. Люди кругом единокровные, но чужие. А коли ни двора ни кола, то и нет надежды на человеческое, на родное тепло.

Задав коню овса, пошел в трактир посидеть в тепле. Трактирщик, не спрашивая хотения, брякнул перед ним деревянную чашку со щами.

— Хошь ешь, хошь не ешь, а денежку отдай, — шепнул Кудеяру улыбчивый крестьянин.

— А у тебя денежек много?

— Да совсем нету. Мы Их Почтению за тепло весной да осенью отрабатываем. И сеем ему, и жнем, и дровишки рубим.

Кудеяр усмехнулся: напоили, грозя, и накормить, грозя, собираются.

Завел деревянную ложку в чашку — пустоваты щи, отведал — не погано. Похлебал, согреваясь, гоня из себя утренний, до костей пробравший мороз.

В дрему кинуло, но тут за столом у окна начался крик и вопль, Два молодца стянули с третьего сапоги и поставили на стол, на кон. Играли в зернь. Из-под опущенных век Кудеяр видел, как не больно ловко жульничают шельмы, но попавшийся на удочку «карась» торопился отыграть шубу, сани, лошадь.

— Мое! — крикнул один из шельмецов, снимая со стола сапоги. — На что теперь играешь?! На рубаху али на портки?

— Рубаха длинная — на портки! — завывая от обиды, тоненько крикнул бедняга.

Кудеяр вдруг почувствовал, что на него смотрят. Смотрел трактирщик. Так глаза в глаза подошел к Кудеяру и прошипел:

— Больно много видишь. Смотри, не окриветь бы. — И грохнул на стол вторую чашку щей. — Я за сиденье в тепле денег не беру, но, коли не хочешь на мороз, бери ложку да хлебай.

— Угощаешь, имени не спросив! — покачал головой Кудеяр.

— А мне до имени дела нет, — осклабился Их Почтение, — для меня всякий проезжий — Кошелек. Верно, ребятки?

Ребятки уже стягивали с воющего игрока порты.

— Верно, Наше Почтение. Пособить, что ли?

— Не надо, он сам отдаст.

— Я — сам, — согласился Кудеяр, левой рукой полез за пояс, а правой выхватил из-за спины кинжал и коротким взмахом пригвоздил ногу трактирщика к полу.

Потом сел и принялся хлебать щи. Их ли, Наше ли Почтение стал бел, как полотно, но стоял не шелохнувшись. А Кудеяр, похлебав щей, достал денежку и положил на стол.

— В другой раз приеду, чтоб в щах ложка стояла.

И навел пистоль на шельмецов.

— Оденьте, обуйте господина.

Одели и обули.

— Деньги верните.

Вернули деньги.

— Раздевайтесь догола.

Разделись.

— Всю одежду в печь.

— Да ты что?! Как в печь?!

У Кудеяра объявился пистоль и в левой руке.

— В печь!

Исполнили и это.

— Заслонкой затворите.

Заскреблась по кирпичам заслонка. Тепло, идущее из печи, померкло.

Кудеяр заткнул за пояс оружие, нагнулся за кинжалом.

— Кудеяром меня зовут, — сказал снизу вверх и освободил пригвожденного.

Трактирщик рухнул в кровяную лужу.

— Что вы все застыли?! Помогите заболевшему, с такими слугами кровью истечешь.

Посмотрел, как захлопотал над раненым улыбчивый крестьянин, и пошел было за конем, но в дверях задержался и сказал громко, наставительно, не хуже попа:

— Всякое злодейство злодейством же и наказуемо. Сами про то не забывайте и другим забывать не велите, ибо дорого ныне стоит такая забывчивость. Кудеяр вернулся.

5

Наборщик Федька к игумену Всехсвятского монастыря Паисию входил не как к господину, а как к второстепенному, трясущемуся от страха сообщнику. Паисий был родом грек, он отведал Соловков, сиживал в башне Воскресенского монастыря на Волоке-дамском — и потому поставил себе за правило быть угодным всякому, кто от патриарха, от царя, от царевых ближних людей.

Федька, добравшись до монастыря, попер сразу в игуменову келию, поколотив двух монахов, вставших на его пути.

— Подай вина! — приказал он келейнику Паисия, разлегшись на лавке в полушубке и в сапогах.