Разбойник Кудеяр

— Батюшка Алексей Никифорович, может, немца твоего позвать?

Боярин улыбнулся и пальчиком слуге погрозил.

— Не надо. Сам разберусь… Сыграй-ка ты мне, Марко, не то, что игрывал при дворце воеводы Василия, и не то, что гетману игрывал. Сыграй ты мне то, что в Валахии простые люди поют.

Задумался на мгновение Марко, но согласился. Открыл коробку, лютню достал. Развязал завязки плаща, плащ на пол скользнул.

— Жарко. Не прикажешь ли, боярин, квасу подать? Дорога у меня далекая была.

— Козел, неси квасу! — крикнул Алексей Никифорович, радуясь гостю.

Человек, по всему видно, редкий. В заморских странах жил, при дворах. И рабства в нем нет. Захотел пить, взял и попросил квасу.

Козел — одна нога там, другая здесь. Выпил Марко чашу, усы вытер и взялся за лютню. Пощипал струны и запел негромко:

Зеленый лист тополя,
Братец мой, братик, послушай-ка!
Беги, как ветер,
Нас бьют турки и режут, как овец.

— Несчастный, несчастный народ. — Собакин повернулся к иконам и покрестился маленько. — Господи, избавь православных от нашествия неверных.

— Чтобы отвлечь тебя, боярин, от грустных дум, я сыграю пасторали…

— А где ты их перенял?

— В Венеции.

— Ах, в Венеции! — Алексей Никифорович почмокал губами и потонул в соболях.

Марко встал в позу и начал.

— Браво! — вскричал Кузнечик, вбегая в покои. — Алексей Никифорович, ти будешь иметь великий оркестр. Оркестр, какой нет и у немецких цесарей.

— Марко, сколько тебе платил воевода Василий?

— Господарь Василий Лупу был несказанно богат, но скуп. Он платил мне пять талеров в год.

— Я заплачу тебе вдвое, — сказал Алексей Никифорович. — Ты будешь есть за моим столом и рассказывать о далеких странах.

4

На следующий день в обед Алексею Никифоровичу привезли письмо.

— Ко мне едет в гости приятель мой любезный, Дмитрий Иванович Плещеев. Человек в Москве известный и веселый. Ты, Кузнечик, гоняй баб, чтоб к приезду Дмитрия Ивановича ноги они поднимали разом все вместе и, кружась, чтоб не скользили, как коровы на льду, и не падали бы.

Тут Собакин велел кликнуть Козла.

— Козел, — сказал он ему, — ко мне едет важный московский гость. Гони в деревеньки, в Покровку и в Мокрое, и забери у крестьян птицу, коров, баранов и свиней для великого пира.

Козел покланялся боярину, но не ушел.

— Чего тебе? — спросил Собакин.

— Батюшка Алексей Никифорович, у крестьян-то за этот год оброку взято полностью.

— Бери за будущий!

— Никак нельзя, батюшка! Смилуйся, никак нельзя!

— Это почему же нельзя? Или я не господин над своим быдлом?!

— Хозяин и господин! Только если забрать скот, приплода не будет. Крестьяне в нищенство впадут. Проку тогда тебе от них никакого.

— Молчать! Холоп! — гаркнул Собакин. — Поедешь и пригонишь вдвое против того, что нужно. А за разговоры — десять палок!

Козла потащили на конюшню.

5

Выпоротый Козел срывал злость на крестьянах деревушки Мокрое. Он был зол вдвойне. В Покровке скотом Козел не разжился. Мужики там богатые, держались общиной. Заикнулся Козел о повелении боярина и был выдворен за околицу.

В Мокрое он захватил дюжину молодцов с пиками и саблями.

Встал посреди деревни. Велел тащить старосту.

Мокрое было крошечной деревушкой о девяти дворах.

И староста был тут забитый, запуганный.

— Боярин Алексей Никифорович, — закричал на него Козел, — велел мне добыть для пира в честь стольника Дмитрия Ивановича Плещеева отборного скота и птицу!

— Смилуйся! — упал в ноги староста.

— А ну-ка, ребятушки! — кивнул молодцам Козел.

Ребятушки приступили было к старичку, но тот покорно замолчал.

— Мне нужно взять с вашей деревни пять коров, двадцать овечек, десяток свиней, пять сороков гусей, индюшек, кур и уток.

Мужики, собравшиеся на сход, слушали тихо, не шумели. Один нечесаный все ж подал голос:

— Что ж, у твоего Плещеева три горла, столько скотины съесть?

Козел захохотал.

— Дурни вы, дурни! Знатные люди сами мало едят, зато людей при них много.

Дело было вечером, Козел приехал так, чтоб скотина была на месте. Холопы Собакина шныряли по загонам и хлевам, вязали овец, тащили свиней и птицу. Говядина должна быть молодая, и коров Козел пошел выбирать сам.

Еще крики и плачи не смолкли, еще не погрузили добычу собакинские холопы, как вдруг все услышали звонкий скок быстрого коня.

Раздался выстрел, облако пыли и дыма растаяло, и на дороге в конце деревни появился черный всадник на черном коне.

— Кудеяр! — ахнули люди.

А Кудеяр поднял руку с пистолетом, навел его на Козла.

— Пожалей братьев своих, Козел! Или ты забыл, как тяжело крестьянствовать? Давно ли сам гнул спину на пашне?

— А что же мне делать? — завопил Козел, загораживаясь руками от пистолета.

— Верни скотину. Собакину скажешь: так велел Кудеяр.

— Так меня же самого засекут!

— Потерпеть за людей — Божеское дело. Бог терпел… А ну, отпускай скот.

Пистолет дернулся, окутался дымом. У молодца, стоявшего близ Козла, отлетел наконечник пики.

Молодцы бросились исполнять приказ Кудеяра, а тот вздыбил коня и ускакал.

Глава четвертая

1

Ночь была темная, теплая.