Разбойник

Терпеть не могу пускать слюни. Я их не чувствую, и не знаю, когда они вытекают изо рта. Но все кругом начинают смеяться, мужчины и женщины показывают на меня пальцем или отворачиваются с отвращением. Слюна и сопли вечно блестят у меня на лице и засыхают на рукавах. Как мне это не нравится!

Вдалеке послышался окрик: «Аист!» — и Брансен понял, что обречен.

Именно так прозвали его городские мальчишки.

Брансен низко опустил голову и заставил свои непослушные ноги двигаться как можно быстрее. Он старался делать более широкие шаги, но при каждом движении у него дергалась голова и непроизвольно поднимались руки. Несмотря на все старания, вскоре за спиной послышались шаги двух догнавших его подростков. Звук на мгновение стих, а потом ритм шагов изменился, и Брансен понял, что они идут следом и передразнивают его неровную напряженную походку.

Он не прекращал упрямо шагать вперед. Брансен собирался дойти до города и купить немного крупы для Гарибонда, и он намеревался выполнить это поручение, несмотря ни на какие преграды. Резким движением он поднял руку, чтобы вытереть лицо, при этом не рассчитал расстояние и довольно сильно шлепнул себя по щеке, но постарался не показать виду.

Спустя пару минут мальчишкам наскучило его передразнивать и они забежали вперед, преградив ему дорогу.

— Привет, глупый Аист! — крикнул Таркус Брин. Брансен продолжал идти, но Таркус сильно ударил его ладонью в грудь. Бедняга покачнулся и старался изо всех сил сохранить равновесие.

— Ос… ос… оставь ме… меня в покое, — с трудом складывая слоги, непослушными губами произнес Брансен.

Мальчишки засмеялись, как смеялся почти каждый, когда слышал его попытки заговорить.

— Я… до… должен… ку… купить…

Хохот заглушил его голос, а Таркус ударил его по лицу, заставив замолчать.

Брансен прищурил глаза и гневно уставился на своего обидчика. В этот момент, когда он стоял на одном месте, а на лице его застыло выражение ненависти, Брансен производил пугающее впечатление и выглядел таким же нормальным и сильным, как и любой другой мальчик. Таркус оборвал смех и даже сделал шагназад, но второй мальчишка вышел вперед и сильно толкнул Брансена.

Несчастный пошатнулся, затоптался на месте, отчаянно вихляя бедрами, и в следующее мгновение шлепнулся лицом в грязь. Он даже не успел закрыть рот и теперь чувствовал привкус крови и грязи.

Брансен с трудом сдерживал подступившие слезы. Он ненавидел слезы и старался не плакать при посторонних. Он мог допустить такое только наедине со своим приемным отцом. Гарибонд нередко плакал вместе с ним.

«Не буду плакать», — твердил он себе снова и снова, но рыдания все же вырывались из горла. Брансен слышал, как кто-то закричал на мальчишек, но был слишком расстроен, чтобы прислушиваться. Насмешливого «По… пока!» Таркуса он тоже не слышал. Наконец мальчишки убежали.

Его отец, Гарибонд, часто говорил, что с годами его жизнь наладится, но этот год был, пожалуй, самым плохим. Большинство взрослых мужчин, даже подростки постарше, ушли на войну против поври. Более взрослые парни тоже не были добры к Брансену, но они выражали свое презрение в основном словесными оскорблениями. С тех пор как они ушли воевать, мальчишки его возраста остались без присмотра и безобразничали в городе.

Брансен уселся прямо на земле и попытался успокоиться. Теперь ему предстояло встать на ноги, а для этого требовалось как следует сосредоточиться.

Нечего попусту лить слезы, от них все равно нет никакого толку.

И все же…

Он стал поворачиваться на бок, чтобы отыскать опору для своих слабых рук, но тут кто-то дотронулся до его плеча. Брансен мгновенно напрягся и закрыл глаза, ожидая, что на него обрушится град ударов, как это слишком часто случалось. Но прикосновение было мягким и ласковым.

— Ты в порядке?

Этот негромкий голос он знал и любил. Брансен позволил неожиданной помощнице, девочке примерно одних с ним лет, перевернуть себя на бок и взглянул в ее хорошенькое личико.

— Ка… Кадайль, — вымолвил он и посмотрел вверх.

Девочка была невысокой для своего возраста и худенькой, как и большинство крестьянских детей. Но в ее фигурке угадывалась особая мягкость, а кожа была гладкой и нежной, не такой, как у других простолюдинок. Когда она улыбалась, ее голубые глаза так и сияли, а все ее лицо вспыхивало румянцем, и поскольку улыбалась она нередко, то ее щечки розовели почти всегда.

— Ох, Брансен, — воскликнула Кадайль, вытерла его заплаканное лицо, и день стал намного ярче. — Каждый раз, когда я тебя вижу, ты всегда в грязи!