Разбойник

Бателейс едва ли расслышал слова старого жреца, поскольку все его внимание было поглощено самим Берниввигаром. В лице самхаистов братья Абеля имели могущественных соперников, и Бателейсу это было прекрасно известно. Несмотря на то, что никто не знал точного возраста Берниввигара, он явно был не моложе отца Жерака, однако сохранил запас энергии и жизненных сил. Казалось, на своем личном примере самхаист демонстрировал жителям Прайда преимущества древней религии.

— Правитель умер, да здравствует лорд-регент Ренарк! — провозгласил один из воинов, и Бателейс перевел взгляд с Берниввигара на нового правителя Прайда.

Ренарк никогда не питал симпатии к религии святого Абеля.

Без единого слова, не глядя ни на кого, и меньше всего на братьев Абеля, Берниввигар пересек комнату и покинул замок.

— Официально о передаче власти мы объявим завтра утром, — сказал Ренарк. Затем он посмотрел на монахов: — На сегодня все закончено. Вы можете возвращаться к своим постелям, или к молитвам, или к чему-то еще, чем могут заниматься братья Абеля в такой час.

— Мы должны с вами подробно все обсудить, лорд-регент, — произнес отец Жерак, и от Бателейса не ускользнуло ни почтение в голосе его наставника, ни упоминание только что провозглашенного титула.

— Всему свое время.

— Это срочно, — настаивал отец Жерак. — Большинство ваших подданных…

— Всему свое время, отец, — отрезал Ренарк. Отец-настоятель хотел возразить, но передумал. Он наклонил голову, то ли в знак согласия, то ли в знак осуждения, потом оперся на руку брата Бателейса и, прихрамывая, вышел из комнаты.

Глава 17 ДИТЯ ДВУХ РЕЛИГИЙ

Ненастным утром Брансен наблюдал, как Гарибонд возится на выступающем над озером утесе. Небо низко повисло над водой и сеяло мелкий дождик. Тяжелые тучи почти не двигались, и вода еле плескалась у подножия скал.

Гарибонд присел на корточки у самой воды и занимался починкой рыболовных снастей. Каждые несколько минут он со стоном распрямлял спину. С каждым днем — а ему уже миновал пятидесятый день рождения — последствия тяжелой работы сказывались все сильнее, особенно в такое сырое утро, как сегодня.

Брансен понимал, что он тоже должен помогать отцу чинить сети и удочки. Другие мальчики его лет уже самостоятельно ловили рыбу и работали в полях, ведь их отцы и старшие братья все еще не вернулись с войны. В конце концов, для этого и существуют сыновья — чтобы подхватить тяжелый груз забот, непосильный для состарившихся родителей.

«Но только не я, — подумал Брансен. — Я для него скорее обуза, чем помощник, и все же он любит меня и никогда не жалуется».

В такие моменты, когда свет струился так мягко, а воздух был почти неподвижен, Брансен жалел, что не умеет рисовать. Ему хотелось, чтобы руки его двигались поувереннее и могли бы провести линии на клочке пергамента, чтобы он смог запечатлеть образ своего отца, постоянно работающего без жалоб и упреков, надежного, как озеро или скалы. Глядя на Гарибонда, Брансен понимал, что в этом мире есть что-то хорошее. От этого человека он получал только беззаветную любовь и сам любил его так же сильно. Он был готов на все, лишь бы помочь отцу!

Но не мог, и это постоянно огорчало мальчика. Едва ли существовали для него такие занятия, которые могли хотя бы немного облегчить жизнь Гарибонду. Совсем наоборот. Даже когда он ходил в город за покупками, он понимал, что делает это ради самоутверждения, а не потому, что Гарибонду от этого легче. Чаще всего покупки оказывались испачканными, а то и вовсе потерянными по дороге. Ему уже исполнилось десять лет, и Брансен все прекрасно понимал. Как ему хотелось забраться на утес и чинить сети вместе с отцом! Но, скорее всего, он свалится в воду, и Гарибонд промокнет, вытаскивая его на берег.

Брансен глубоко вздохнул и постарался выбросить грустные мысли из головы, но на глаза его навернулись слезы. Затем он сосредоточился на движениях ног и неуклюже заковылял к дому. Добравшись до кровати, мальчик улегся и свернулся клубком. Еще один день из жизни Брансена Гарибонда. Еще один день несбывшихся желаний.

Он уснул и видел во сне, как ловит рыбу вместе с Гарибондом. Еще ему снилось, что он свободно идет и даже бегает. Во сне он говорил отцу, как сильно любит его, и при этом изо рта не летели брызги слюны, а слова не превращались в какофонию отдельных бессмысленных слогов.

— Тучи расходятся.

Голос Гарибонда нарушил его сон.

— Ты собираешься весь день провести в кровати? Пойдем со мной, надо собрать немного хвороста.

Брансен с трудом перекатился на бок и даже смог опереться на локоть.

— Я… я бу… ду те… бя за… задер… живать.

— Чепуха! — заверил его Гарибонд и подошел к кровати, чтобы помочь ему встать.

Он поднял хрупкого мальчика и поставил на ноги, да еще и придерживал некоторое время, чтобы убедиться, что Брансен обрел равновесие.

— Даже если и так, мне приятнее провести три часа в твоем обществе, чем на час остаться одному.