Брансена поддерживали только три вещи: воспоминания о Книге Джеста, текст которой он повторял ежедневно во время исполнения повседневных обязанностей; разговоры и споры монахов, доносившиеся до его ушей из комнаты наверху, особенно в тех случаях, когда они пересказывали старинные баллады о воинских подвигах и героических приключениях; да еще несколько разрозненных обрывков пергамента с трудно различимыми записями. Брат Реанду не забыл своих обещаний и принес несколько страниц, давным-давно выпавших из древних книг или испорченных усталыми переписчиками листов. Реанду потратил некоторое время, чтобы втолковать Брансену всего лишь основы письменности Хонсе, но любознательный подросток по многу сотен раз повторял уроки и от скуки переставлял слова в записях, чтобы понять их смысл. Это занятие тоже скрашивало его безрадостное существование.
Больше всего его дух укрепляли идеи Книги Джеста, прочно засевшие в голове. Особенно в такие моменты, как сейчас. Несколько минут перед наступлением вечера, когда он в последний раз приходил к реке, целиком принадлежали Брансену. Он посвящал их воплощению в жизнь идей, так крепко сидевших в памяти после многократного прочтения книги, переписанной его отцом.
Очень медленно он сосредоточился на линии
После глубокого вздоха его мысленный взгляд двинулся дальше, к легким, потом в область живота. Брансен стоял абсолютно прямо. Брансен был совершенно уверен в своем теле. Он неторопливо поднял руки перед собой, потом над головой и, разведя в стороны, стал опускать. Ноги словно вросли в землю. В этот момент Брансен, прозванный за свою неловкую походку Аистом, обладал неистощимой силой и верил, что может противостоять даже самому лорду Прайди.
Юноша сделал несколько шагов вперед — но эти движения разительно отличались от его обычной походки, они были уверенными и согласованными.
— Я сын Сен Ви и Брана Динарда, — произнес он, и его язык совсем не заплетался. — Меня воспитал Гарибонд, которого я люблю и который любит меня. Внезапное вихляние бедра нарушило торжественность шагов. Мгновения четких движений и уверенности в себе миновали, и на смену им пришла страшная усталость. В следующую секунду Брансен снова превратился в неуклюжего уродливого Аиста, заикающегося на каждом слове, с лицом, залитом соплями, и брызгающего слюной.
Каждый день на несколько мгновений он избавлялся от своего уродства. Всего на несколько мгновений, но они дарили ему надежду. Когда-нибудь он расскажет свой секрет брату Реанду, и сделает это нормальным голосом, без заиканий.
Брансен и в самом деле собирался осуществить свою мечту, хотя не забыл реакции монахов, обнаруживших изложение Книги Джеста на монастырских стенах. Он помнил их гнев и страх; никакого наказания не последовало, но в глазах брата Бателейса горела такая ненависть, что словесные угрозы уже не потребовались. И все же хотелось с кем-нибудь поделиться, а Реанду был его единственным другом.
А может быть, он укрепит свои способности, научится при помощи внутренней линии
Юноша поднял с земли опорожненные посудины и, спотыкаясь на каждом шагу, поплелся обратно к задней калитке монастыря, но радужные мечты помогали преодолевать все неровности тропинки.
— Он хоть что-то говорил сегодня?
В голосе магистра Бателейса не было недостатка презрительных ноток и отвращения, усиливающегося с каждым днем.
— Нет, магистр, — ответил брат Реанду. — Отец Жерак сидит и смотрит в никуда. Похоже, все его мысли обращены в прошлое.
— Да, так оно и есть. А он считает, что давнишние события происходят в наше время. На прошлой неделе он приказал мне отправиться к лорду Прайду и убедить его облегчить участь крестьян, занятых на строительстве дороги.
— Строительство дороги? — переспросил брат Реанду и еще более удивленно произнес: — Лорд Прайд?
— Этим заботам минуло не меньше двух десятков лет, — пояснил магистр Бателейс.
— Как хорошо, что магистры Санта-Мир-Абель сочли необходимым рекомендовать правителю передать звание магистра именно тебе, мой дорогой брат, — сказал Реанду. — Если бы мы и сейчас полагались на благоразумие отца Жерака…