Тот был чрезвычайно доволен тем, что без всяких усилий удалось заполучить к себе в солдаты внука самого Джино, известного по всему Тихоокеанскому побережью под кличкой Стрелок, хотя и не предполагал, что тем самым может навлечь на себя немилость старшего Барбарелли. Старик не растерял своего запала даже на седьмом десятке, и когда Монтиссори, играя роль радушного хозяина, собрал своих родственников в загородном доме, Джино определенно сказал, что не хотел бы видеть внука в его свите. Альберто расхохотался, но, почувствовав, что от слов старика веет пороховой гарью, примирительно сказал:
– Ну что ты, Джино, мы с тобой кровники, и у меня от тебя нет никаких секретов. Я понимаю, как тебе дорог Макс. Единственный внук. Талант… А наше ремесло хотя и имеет отношение к натюрмортам, но с другого бока. – Он засмеялся. – Не беспокойся, даже если бы Макс настаивал, я бы не стал вовлекать его в наши дела, – уверял Монтиссори старика.
Теперь, когда Макс Барбарелли стал одним из его ближайших помощников, он вдруг осознал, что, возможно, искушает судьбу. Джино Барбарелли хотя и не был богат, но входил в когорту первых сицилийских мафиози, завоевателей Тихоокеанского побережья Америки, уж что-что, а слово свое старик держал твердо и никогда не останавливался перед необходимостью довести до логического конца свои обещания. И, глядя в невозмутимое морщинистое лицо старого Барбарелли, дон Монтиссори не мог избавиться от необъяснимого чувства страха.
Внешне Макс был точной копией деда, и люди, знавшие старика Барбарелли еще в молодости, говорили, что тот был таким же страстным, напористым и имел успех у женщин.
Макса Барбарелли часто можно было встретить в местах, где проводит время вечно скучающая богема, и, наблюдая за ним, оставалось предположить, что светская круговерть – источник его вдохновения. Непременный участник банкетов, приемов, званых обедов и ужинов, он как бы жил по принципу древних римлян – чем дольше за столом, тем раньше в раю. Между тем у него хватало времени и на написание монументальных полотен, одно из которых украшало штаб-квартиру ООН, а денег, вырученных за картины, вполне хватало, чтобы оплачивать огромный дом и содержать полдюжины прислуги.
Свое призвание он успешно сочетал с обязанностями информатора у Монтиссори. Тот расплачивался с ним весьма своеобразно – покупал его «художественные безумства» за огромные деньги, значительно превышавшие их реальную стоимость. Раз в полгода Монтиссори устраивал Максу персональные выставки в самых престижных галереях страны.
Принимая во внимание утонченную и возвышенную натуру Макса, Монтиссори всегда учитывал его светские интересы – просил выявить изъяны в характерах будто бы неподкупных сенаторов. Он не забывал наставлять своего кузена, мол, каждый из них в первую очередь обыкновенный смертный, и если молод, то не упускает случая заглянуть под юбку секретарше, а если в годах – наверняка думает о том, как обеспечить не только собственную старость, но и безбедное существование своим внукам. Монтиссори интересовала любая информация, любой слушок о перспективном политике. Он скрупулезно заносил все это в компьютер, понимая, что когда-нибудь каждая строчка будет продана за миллионы долларов. Шантаж – это тоже бизнес, и было бы глупо пренебрегать им.
– Ну как, Макс, удалось познакомиться с русской дамочкой? – встретил Монтиссори вопросом своего любимца и с лучезарной улыбкой поспешил навстречу.
Сейчас Макс находился в хорошем расположении духа. Он был рад, что один из его многочисленных талантов – очаровывать женщин – пригодился влиятельному кузену.
Макс подошел к столу, уставленному блюдами с разнообразной снедью и батареей бутылок, налил в фужер кьянти, осушил до дна и только после этого ответил вопросом на вопрос:
– А ты сомневался?
Альберто усмехнулся. Это была вольность. Любого другого он моментально поставил бы на место. Спрашивают – отвечай, получил команду – выполняй. Но с Максом приходилось считаться, хоть он в его армии и был всего лишь младшим офицером. Кузен умел расположить к себе и, вызывая в Монтиссори братские чувства, пользовался, как говорится, режимом наибольшего благоприятствования. Макс к тому же работал на телевидении, и это давало Монтиссори возможность знать обо всем, что происходит в мире, раньше других и в деталях. Немаловажным было и то обстоятельство, что Макс был вхож во многие влиятельные дома Сан-Франциско. Вращаясь в светских кругах, он был осведомлен о многих нюансах, определяющих политику городского правительства. Сведения поступали к Монтиссори из первых рук, что во все времена ценилось на вес золота.
На информаторов, или конфидентов, как теперь принято говорить, Альберто денег никогда не жалел. Смеясь, он всегда не уставал повторять, что живет по принципу: «Ты знаешь законы, а я – судью».