Разборки в средней Тосэн!

Боль обжигает спину, с меня словно заживо срезают кожу. Горячее дыхание «касается» шеи, голодное урчание раздается из–за плеча. Хочется бросить пистолет и бежать сломя голову, без оглядки, неважно куда, лишь бы подальше от страшного зверя за моей спиной, но я не могу — воображаемая клетка не даст мне удрать от голодного хищника. Я просто корм, к чему сопротивляться и страдать, разве не проще одним махом со всем покончить?

Рукоять пистолета «тычется» в ладонь, словно щенок, который требует внимания хозяина — да, это выход. Холодный металл касается виска — лучше так, чем в когтях зверя. Палец нащупывает спусковой крючок…

— Антон, ты уверен? Еще не поздно все отменить, замена бойца за полчаса до боя — грубое нарушение. Он даже не в весе, минимум на пять кило тяжелее тебя!

— Тренер, не парься, все будет супер.

Длинный коридор и свет в конце. Слышу затихающий рев трибун — болельщики скандируют имя моего оппонента. Мне подают сигнал — хорошо, мой выход. Играет музыка…

Мир умирает, люди похожи на тлю

Пыль на телеэкране важней того, что я смотрю

Любовь — прокисшие щи, мечта — помойное ведро

И ожидание чуда тянет камнем на дно

Под ярким светом софитов шагаю к клетке, со зрительских трибун улюлюкают, меня освистывают. Этим вечером любимчик толпы — не я, а проспект промоушена, который уже дожидается меня в клетке. Я корм для его рЕкорда, меня кидают ему на съедение, словно кусок мяса. Клетка закрывается за моей спиной. Но все они ошибаются — этим вечером сожрут не меня, СОЖРУ Я!

Здесь в общем нечего делать кроме того, чтобы жрать

Здесь страшно быть убитым, но страшней убивать

И очень хочется руки на себя наложить, но…

Я буду жить!*

Бодигард большого босса вздрагивает и с удивлением оборачивается, сквозь отступающий морок я различаю алое пятно, расползающееся по ткани его белоснежной рубашки. Пистолет в моих ладонях испускает легкую дымку. Шок на покрытом шрамами лице сменяется гневом, но и эта эмоция не задерживается на роже бодигарда надолго. Валяющийся у его ног, Акихико приподнимается и из последних сил засаживает лезвие тесака в широкую спину по самый обух, ноги каратеки подламываются, его позвоночный столб поврежден — гнев сменяется ужасом осознания. На грязный пол оба бойца валятся синхронно, но нет сомнений в том, кто в конечном итоге вышел победителем из этой схватки.

На автомате протираю пистолет футболкой, избавляясь от отпечатков. Руки подрагивают, но я понимаю, что все сделал правильно. По другому было никак или мы или они.

Ками, Антон, какие еще мы? Этот заносчивый ублюдок тебе никто, именно из–за него ты вляпался во все это дерьмо. Может, пока есть шанс разрубить этот гордиев узел — пустить пулю рыжему гандону прямо промеж бровей. Мечты–мечты, одно дело палить по якудза в состоянии аффекта, когда на кону твоя жизнь и совсем другое — хладнокровно пристрелить, валяющегося без сил, пацана.

Подхожу поближе и оттаскиваю обессиленного подростка подальше от, валяющегося лицом вниз и воющего в бессильной злобе, каратеки, Рейки которого продолжает бушевать. От напряжения спину вновь обжигает болью.

— Стой, Недзуми! — хрипит разбитыми губами Акихико и начинает мне противиться. — Нужно добить его.

— Ты идиот? — пересиливаю, вяло сопротивляющегося, подростка. — Нужно скорее валить пока полиция не приехала!

— Его нужно кончать! Он видел то, что видеть не следовало! — в голосе красноволосого паника, впервые вижу его напуганным.

— И что же он такого видел? — конечно я догадываюсь о чем речь, но сознательно включаю дурачка, чтобы отвести от себя любые подозрения.

— Не твое дело, все равно не поймешь. — страх придает ему сил и Акихико все–таки вырывается из моих рук.

Все — мое терпение лопнуло.

— Как ты достал! — с огромным удовольствием впечатываю размашистый свинг в его опухшую от гематом рожу.

— Хафу, какого хера! — от удара Акихико оказывается на полу.