Разборки в Токио

Я знал, что ничего путного мне не предъявят. Но по японскому законодательству меня вполне могли продержать две недели. Прощай, турнир. Прощай, Флердоранж. Здравствуй, возмездие якудза.

Мне бы сейчас не помешал друг в полицейском департаменте. Но при всех моих связях в Японии я никогда не водил дружбу с полицейскими. Я общался с владельцами таверн, поджигателями, гангстерами, инвалидами – мастерами боевых искусств, кинорежиссерами и эксцентричными барменшами числом плюс-минус пять. Я корешился с университетскими профессорами, таксистами, актрисой-ампутанткой и даже с бывшим мэром Осаки. Но, несмотря на мои прежние столкновения с законом, ни с одним из полицейских я так и не познакомился.

По пути в КПЗ я думал, какое это досадное упущение.

Кто мог такое сотворить с Синто Хирохито? размышлял я, сидя на пластмассовых нарах. В нем слегка раздражали только глупые усы. В остальном – обычный парень. У него, вполне возможно, были семья и дети – мы просто никогда об этом не говорили. Он был слишком молчалив и много курил – неясно, за что тут убивать.

Синто Хирохито, интересная смерть, непримечательная жизнь. Жалкая эпитафия.

В голове скакали мысли, которые ни за что бы не возникли, будь он жив. Разные глупости. Какие песни ему нравились? Любил он Йоко Ториката или ненавидел? Играл в шахматы, го, ханафуда, патинко или еще во что? Делал ставки на гонках скоростных катеров? Не могла ведь его жизнь замыкаться только на перевозке людей в места, составлявшие географию их жизни?

На ум пришла элегия в честь Синто:

Я был просто обычный чувак.
Баранку крутить был мастак.
Но когда смылся Билли,
Мне башку отрубили —
Кто бы мне объяснил, как же так?[64]

Я встряхнулся. Синто мертв, а я тут плохие лимерики складываю. Хотелось бы думать, что это шок, а не черствость, хотя кто его знает? Тюрьма странные вещи делает с людьми.

Я напомнил себе, что всю дорогу видел: Синто не такой банальный, каким кажется. Если бы я и впрямь поверил, что он Обычный Парень Джонни, я бы так поспешно от него не отделался. Может, он остался бы в живых, разъезжал бы в своих неизменных белых перчатках с незажженной «Майлд Севен» в зубах. Но, по правде сказать, он меня пугал. Я оставил его у «Макдоналдса», а некоторое время спустя ему оторвали голову. Я знал, что причинно-следственной связи тут нет, а под обманчивой внешностью наверняка скрывался истинный Синто, и все же не мог отделаться от мысли, что косвенно причастен к его смерти.

Как ни странно, мне, в общем, было наплевать, почему его убили. Это лишь очередная гадость в моей, пожалуй, самой отвратительной японской командировке. Мне уже было плевать, почему убили Сато. Он мертв, а смерть Синто лишь подчеркнула жестокую бесповоротность этой кончины.

Да, имелись таинственные обстоятельства, а я по натуре любопытен, и мне, как любому журналисту, нравится, когда торжествует справедливость. Но никакая героика не вернет Сато. А если еще кто-нибудь погибнет, пока я удовлетворяю свою жажду истины – и, что еще хуже, отвратительную тоску по таинственной гейше. – в какой момент надо махнуть на все рукой и сдаться? Когда сорвать маску со своих навязчивых идей, признать в них своих демонов и их изгнать?

Момент настал. Освобожусь и уеду из Японии, решил я. Сочиню шаблонную статью о турнире, как все, и забуду о кошмаре, который начался в пурпурном рыбацком баре. Может, потеряю несколько фанатов, может, даже несколько сотен фанатов, – зато все останутся живы. Кроме того, идолы должны время от времени предавать тинейджеров. Так ребята поймут, какие разочарования их ждут во взрослой жизни.

У нас с Сарой состоится долгий разговор, серия переговоров, совещание на высшем уровне, если понадобится, пока мы наконец не решим, что делать теперь, когда она выросла из своей роли и все усложнилось. Мне жутко было думать, что всякий раз, когда я еду в Японию, она будет посещать дантиста, пока вообще не останется без зубов. И тогда что она будет делать? Начнет пальцы удалять?

А Флердоранж?

Если я не могу ее поймать, якудза наверняка не смогут – по крайней мере, с их топорными методами. С того первого дня эти парни в черном из так называемого религиозного ордена больше не появлялись. Кто бы они ни были, вряд ли они по мне соскучились. Флердоранж хотела исчезнуть – пускай исчезает. Пожалуй, без меня ей безопаснее, а мне бесспорно лучше без нее.

Теперь ты избранный, сказала она. Теперь уже нет, лапочка. Теперь уже нет.

Я вспомнил поговорку «дзю ёку го-о сэйсу» – побеждай, уступая. Не подходит. Я просто и недвусмысленно отступил и побеждать уже не собирался. Мужественным поступком или даже тактическим ходом этот шаг не назовешь. Просто больше ничего не оставалось.