Разборки в Токио

На грани катастрофы он решает встретиться с ней и выяснить, кто она в действительности и что произошло много лет назад в деревне. Но она, конечно, пропала — исчезла без следа. Он расспрашивает о ней соседей и домовладельца, но те, судя по всему, понятия не имеют, о ком это он. Его просят ее описать — и он не в состоянии, ибо она обладала чертами семи разных женщин поочередно. В полной растерянности он понимает, что разгадывать ее тайну бессмысленно.

В финале герой, глядя в окно поезда, размышляет, сможет ли залатать отношения с женой и боссом, и одновременно надеется — боится, — что однажды эта странная призрачная женщина вернется и ввергнет его жизнь в хаос.

Не типичное моно-но аварэ,[41] уникальная японская кода тоскливого приятия, но дрожащая нота тревоги и дурных предчувствий. Будто все подлинное, самое страшное — еще впереди.

Что я вам говорил о поездах?

8

Четвертьфинал по спаррингу был запланирован на десять утра, и если вчерашние соревнования о чем-то говорили, сегодня нам предстояли великолепнейшие бои за всю историю турнира. Новые изумительные конструкции колясок позволяли участникам соревнований воистину показать грацию и красоту традиционного стиля. К счастью, соревнования в этом году были почти лишены вызывающей показухи псевдо-боевых искусств и бесполезной вульгарной акробатики прошлых лет. Пришла мода на базовый, традиционный минимализм.

Освежающее возрождение примата сути над стилем, вероятно, произошло потому, что на прошлых соревнованиях Йоко Ториката завоевала досадное третье место, поскольку судьи сочли, что ее ката скорее напоминали (по словам одного судьи) «истерику невоспитанного, пышнотелого и полуодетого ребенка», нежели демонстрацию технических приемов, наработанных годами упорных тренировок. Йоко отреагировала вполне типично для капризной сексуальной кошечки с заоблачными гонорарами: юная спорщица публично усомнилась в сексуальной потенции судей и поклялась не участвовать в соревнованиях по ката до тех пор, пока судить их будут «седовласые древние патриархи с окаменелыми яйцами». Позже она принесла извинения, отрицая, что сказала именно так, хотя ее выступление показали по телевидению.

В этом году ее вообще допустили до соревнований не столько из-за невероятного таланта, сколько из-за толп народу, которые на ней зарабатывали. Тренеры, агенты, рекламодатели и телеканалы — не говоря уже о высших спортивных чинах с «окаменелыми яйцами», — понимали, что Йоко стоит серьезных денег.

К сожалению, и она это понимала. Может, в этом году с нее собьют спесь и восстановят на соревнованиях по спаррингу тот здравый смысл, что царит на соревнованиях по ката. Но я этого события не увижу, если оно случится в субботу.

Пора нанести визит Ямагама, пока они на меня не ополчились. Я уже на день отложил визит и знал, что их терпение тает быстрее, чем фигура топ-модели.

Утром Синто был пунктуален и молчалив, как всегда. По дороге я расспросил его о похоронах. Он сказал, что людей было много, в том числе знаменитости (включая Йоко Тори-ката). Я уже знал об этом из газет: они назвали похороны Сато четвертыми по пышности после похорон Каоты, главаря Ямагама-гуми, в 1981 году. А больше Синто ничего сообщать не желал.

Мои подозрения ожили, когда он поинтересовался, как я провел день. Он неуклюже меня прощупывал, но, кажется, мои ответы его разочаровали. Рукой в белой перчатке он подергивал усы. У меня сложилось впечатление, что он хотел не просто поболтать. Болтовня — не в стиле Синто. Из него болтун — как из гиппопотама балерина. Так зачем он напрягается?

Он был чьей-то марионеткой. Не знаю, кто дергал за ниточки, но я чувствовал: кто бы это ни был, он как-то связан с огненной гибелью Сато. В конце концов, Синто, скорее всего, последним видел Сато в живых — и, кажется, не очень убивался по поводу трагедии.

Мне хотелось расколоть Синто и как-то его разговорить, даже если это означало пойти на прямую конфронтацию. Следовательно, Синто надо держать при себе. Только не сейчас. Мне нужно встретиться с Квайданом, главарем едва ли не самой мощной банды в Японии. И меня не прельщало таскать на буксире Синто, который станет следить за мной в интересах неизвестной третьей стороны.

На Харадзюку, недалеко от парка Ёёги, я решил, что настало время от него отделаться. Я прикинул, что вызову его позже, сочиню что-нибудь. Переживет.

Он высадил меня у «Макдоналдса», когда я сказал, что помираю от дефицита американского фаст-фуда в организме. Я спросил, не хочет ли он чего-нибудь, но он лишь покачал головой, поглаживая усы.

Выскочив из автомобиля, я направился к Золотым Аркам. Один их вид меня успокоил.