Разборки в Токио

— И ваша организация создана, чтобы ей поклоняться?

— В основном чтобы защищать ее и изучать. Но, думаю, можно сказать, что мы и поклоняемся ей тоже. Молиться мы не молимся. Существует ряд противоречивых теологических интерпретаций касательно того, какого рода божеством она является и является ли вообще божеством или просто очень странной женщиной, которая вечно живет в режиме тридцатилетних циклов сна и пробуждения. Прошу вас, садитесь, господин Чака. Вам как будто нездоровится.

Мне нездоровилось. Флердоранж озадачила и смутила меня, но, если она выкинула такой номер с этими чудаками, я — просто неприступная крепость логики. К сожалению, я не знал, что должна делать крепость логики, очутившись в подземном убежище, где нет стульев, а есть только вроде бы знакомый псих, с которым можно поболтать. Так что я опять сел.

— Я могу продолжить? — спросил он, возмущенный тем, что я его перебил. Я пожал плечами. Меня вдруг страшно потянуло к теплому малиновому ковру. Я почувствовал себя Дороти, которая остановилась отдохнуть на маковом поле. — После Периода Явления жизнь Флердоранж становится чуть менее загадочной. Наши ученые снова провели замечательную работу по выявлению фактов, секретных даже в то время, и это — чудо нашей веры, что такие записи сохранились. Как бы там ни было, большинство повествований о Флердоранж того периода носят анекдотический характер и весьма подвержены суевериям и, по сути, невежеству, что характерно для той эпохи. В них фигурируют гоблины, демоны, призраки и прочая чертовщина.

Его голос мягко замурлыкал. Я на мгновение закрыл глаза и прислушался.

— Если отсеять все мифы и легенды, останутся лишь неоспоримые факты — неоспоримые, но зачастую противоречивые. Флердоранж или присутствует сразу в двух местах, или просыпается, когда должна спать. Одна история гласит, что Флердоранж спит перед самым первым снегом Тридцатого года, в другой утверждается, что Флердоранж спит посте первого снега. С момента последнего сна эпохи Мэйдзи мы взяли за правило удостоверяться, что перед первым снегом она находится в Золотом Храме Сна. Это даже не вопрос веры или доктрины, а практическая забота. Как любил говорить мой учитель, осторожность — самый доблестный поступок. Нет смысла ее выпускать, если из-за Возврата к Невинности она становится беспомощной, как четырехлетний ребенок, а тут еще старые предрассудки утверждают, будто она умрет, если попадет под зимние метели. Предрассудки предрассудками, но идти им наперекор только ради любопытства — безумный риск с учетом того, что нам известен — если вернуться к тому, с чего я начал, — ряд неоспоримых, однако зачастую спорных фактов.

То, что он говорил дальше, мозги мои так и не усвоили. Они милосердно переключили сознание в режим вялотекущего сериала сновидений, в каждом из которых блистала Флердоранж. Еще в них присутствовали Лафкадио Хёрн, Дороти и Тотошка. Мы ели сэндвичи, пили амонтильядо и слушали Пола Маккартни. По сравнению с тем, что происходило, когда я бодрствовал, сны мои были абсолютно понятными, почти земными.

И, судя по тому, что мне снилось, старик говорил со мной еще много часов, даже когда я спал. Короткие фразы временами пронзали мой сон и застревали в грезах. Консуммация Выбора… Быстротечность земного бытия… Возврат к Невинности… Погружение в Сон. Звучало как эпические песни хэви-металл.

Но во сне меня посетила интересная мысль. А вдруг все, что говорит этот чудак, верно? Вот это будет шуточка.

Я проснулся от раздражающей мелодии, электронной музыки, которая безостановочно пиликала. Не открывая глаз, я безнадежно понадеялся, что она кончится, но она, естественно, не кончалась. Ощущение такое, будто я проспал несколько дней. Я чувствовал, что лицо опухло и обвисло так, что при малейшем движении готово сползти с черепа. Тело так отяжелело, что ни о каких движениях не могло быть и речи. В общем, оставалось только лежать и слушать монотонную симфонию гудков и свистков.

— Нас ждет восхитительный день, — внезапно прощебетал старик позади меня. От его бойкого голоса я взбодрился больше, чем хотелось бы. Я едва сдержался, чтобы не сказать, куда ему надо пойти с его восхитительным днем.

— Сколько я спал?

— Сколько было необходимо. Это одно из чудес тела. Если оно устало, оно спит.

Движение требовало еще одного чуда. И я осуществил его одним махом — взял и сел прямо, как зомби, набальзамированный эспрессо. Старик проводил очередной раунд электронной игры на карманном компьютере. Интересно, сколько он уже играет.

— Выигрываете, Шеф? — спросил я. Их отказ назвать свои имена позволял мне срывать свое раздражение всякими наглыми способами, о которых средний японец не имеет понятия. Я мог называть старика как угодно, игнорируя строгий кодекс титулов и сопутствующие им социальные сложности. Хотя особого удовольствия это не приносило. Я хочу сказать, это разве подвиг — не уважать старших? В США это практически национальное времяпрепровождение.

Он покачал головой, затем сухо добавил: