Разбрасываю мысли

Таким образом, широко распространилось убеждение, что наиболее подходящей моделью физического функционирования мозга в целом является классическая система, в картину которой не вписываются наиболее тонкие и таинственные свойства квантовой физики (c. 348).

При этом он, естественно, указывает и на возражения, ссылаясь, в частности, на известного нейрофизиолога Дж. Экклза ([Beck, Eccles, 1992], [Eccles, 1994]), который был вынужден обратиться к квантовой механике, углубляясь в изучение мозга. Пенроуз продолжает:

С учетом того, что квантовые эффекты действительно могут вызывать значительное усиление активности головного мозга, некоторые исследователи выражают надежду, что именно квантовая неопределенность в этом случае может оказаться тем, что позволяет сознанию (mind) влиять на головной мозг. И здесь с дуалистическим взглядом можно было бы согласиться, явно или неявно. Возможно, «свобода воли» «внешнего разума» способна воздействовать на квантовые выборы, которые фактически и определяются этими недетерминированными процессами (с. 349).

6. Сопоставление моей концепции с позицией Р. Пенроуза.

Удивительно, что Пенроуз, не зная (судя по всему) моих публикаций, в своем подходе в какой-то степени близок мне.

Отметим эти совпадения. Оба автора:

1) неоднократно обращаются к представлению о тайне мироздания;

2) обращаются к математическим моделям, хотя и существенно различно;

3) отказываются от причинно-следственных связей;

4) связывают свои построения с далеким прошлым, с идеями Платона.

Но есть и существенные расхождения:

1) В своих построениях я глубже проникаю в платоновскую мысль, признавая его утверждение об изначальном (дочеловеческом) существовании нераспакованных (как я представляю) смыслов. Именно представление о пространственно упорядоченных элементарных смыслах позволило мне построить вероятностно ориентированную модель сознания.

2) В отличие от Пенроуза, я отказываюсь от построения модели мозговой деятельности, поскольку мозг, скорее всего, является лишь приемником и передатчиком процессов, происходящих в таинственном сознании, видимо, не локализованном в мозге.

3) Я опираюсь на представление о семантическом континууме, что исключает обращение к квантовой механике.

4) Самым серьезным различием является то обстоятельство, что моя концепция полностью базируется на исходной аксиоматике.

7. Что же следует из всего сказанного выше?

Жизнь все же, кажется, идет вперед! Но что значит «идти вперед»? Вряд ли мы знаем, куда идем. Однако идем. Идем под натиском сознания, действующего, как мы уже говорили, спонтанно, вне отчетливо воспринимаемых причинно-следственных связей. Да, так мы устроены, и ничего больше сказать не можем. Но при этом понимаем, что:

(1) Человека нужно изучать в его совместном (коллективном) проявлении.

(2) Ранее я писал [Налимов, 1996] о неизбежности перемен в западной культуре. Теперь добавим: изменение культуры – это, прежде всего, изменение состояния сознания. Или, может быть, точнее надо сказать так: изменение состояния коллективного сознания изменяет облик культуры. Это изменение может протекать мягко или резко – революционно. Сейчас, скорее всего, следует ожидать второго.

(3) Из сказанного выше следует, что необходимо начать серьезно изучать сознание. В историческом проявлении сознание – это не предмет, а процесс.

(4) Нужно создать соответствующие межфакультетские кафедры, поскольку изучение сознания не может быть связано с какой-нибудь отдельной областью знания.