Разбуди меня

В ушах, басом надрывался орган. Визжала скрипка. И где-то на предел слышимости ощущалась гитара. Руадан? Демон наблюдает за ней? Ну, конечно… Но Сиренити чётко понимала, что Повелитель и пальцем не шевельнёт, чтобы ей помочь. Ему просто интересно… Как и всегда.

На щеке ощущалось что-то липкое, неприятное. Волшебница провела языком по пересохшим губам и попыталась открыть глаза. Из уголка рта по подбородку, противно щекоча, текла струйка чего-то кислого. Проклятый Соерс! Что за дрянь висит на ней, не давая как следует даже вздохнуть?!

— О, наша маленькая колдунья очнулась! — послышался насмешливый голос Эдварда. — Отлично, я как раз хотел поговорить с тобой, куколка, перед уходом. Видимо, сегодня удачная ночь для меня.

Холодные пальцы коснулись подбородка волшебницы. Сиренити мотнула головой, обжигая человека взглядом — единственное, что она могла сейчас. Неожиданная пощёчина заставила вздрогнуть. В рассечённой губе пульсировала боль. Как и во всём теле. Бездна, от бессилия хотелось выть. Но если сейчас податься отчаянию и ужасу, свившему ледяное гнездо в груди, то никогда уже не выбраться из этого… места… ситуации… неприятности… беды. Гордая, властная, могущественная Повелительница превратится в хнычущую девчонку, умоляющую о пощаде.

Ну уж нет!

— … Я ведь, кажется, говорил, что всегда добиваюсь желаемого? Или ты прочитала это в моих мыслях, — между тем разглагольствовал галориец. — Что ж, колдунья, я оставляю тебя с твоим другом Соерсом. Он давно хочет с тобой поболтать… с глазу на глаз, — мерзко ухмыляясь, добавил король Галории. Сиренити стиснула зубы. В глазах щипало от боли, гнева, ярости, отчаяния. Бездна, она выдержит! — Ну а мне, к несчастью, надо отлучиться. Соерс обещал занять тебя, чтобы не путалась под ногами, маленькая колдунья. Видишь ли, сегодня мы берём штурмом столицу демонов. — ухмыляясь, произнёс Эдвард. И, чуть не касаясь губами мочки уха Сиренити, шепнул. — Сегодня Диан станет моим. Навсегда, — волшебница чуть не расхохоталась ему в лицо. Ну хоть что-то радует! Неужели галориец не понимает, что обречён? Даже умерев, Сиренити ничто не мешает отправить из Нуклия наёмников — забрать Диана, у ничтожить мешающегося человека. Эдвард между тем продолжал. — Представь то тысячу и одно удовольствие, которое мне доставит твой консорт… Как думаешь, посадить его на цепь… или лучше снова связать словом? — Эдвард хохотнул и отвесил волшебнице ещё одну пощёчину. — Я просто хотел, чтобы ты знала об этом, колдунья, — жёстко произнёс он. — И — только представь его прекрасное лицо, в слезах, с расширенными от боли зелёными глазами… Представляй его, когда будешь умирать, Сиренити!

Ещё пощёчина. Спина ненавистного галорийца в проёме двери. Удаляющиеся шаги. И шёпот, ясный, чёткий шёпот Соерса, опутывающий её проклятиями. Ничтожество, такие заклинания лучше делать жестами…

И снова темнота…

Когда Сиренити очнулась в следующий раз, в темнице вместе с ней был только Соерс. Волшебница не чувствовала собственного тела, а это означало только одно — оно болело. Очень. Сильно. Смертельно. Но вбитые наставниками инстинкты отсекали боль от сознания. Побочный эффект: мешали управлять телом. Бездна, почему Соерс до сих пор её не убил? Чего ждёт?

С трудом сфокусировав на нём взгляд, Сиренити прохрипела:

— Жаль, что ты не сгинул в мирах… падэ!

Маг, отчего-то ползающий по полу на коленях, вздрогнул, посмотрел на Повелительницу, и на его лице появилась кровожадная улыбка. Падэ — низшая степень обучения среди магов. Равносильно дураку, дилетанту, неучу — только во много крат обидней.

Сиренити поморщилась, огляделась и тут же выругалась — у её ног переливаясь, сияла белым пентаграмма.

— Для чего это?

Соерс усмехнулся. Дорисовал ещё один луч. Что-то прошептал — тот тоже вспыхнул.

— Эдвард хочет, чтобы твоя сила послужила толчком к тому маленькому заклинанию, которое мы сотворили для демонов. Видишь ли, когда умирает волшебница столь могущественная образуется мощный выброс энергии…

Сиренити закрыла глаза. Ясно. Мерзавцы решили с помощью неё добиться победы. Какой изящный ход, галориец!

Волшебница снова посмотрела на пентаграмму. Так, если слегка сдвинуть линии… Боль стрельнула в голову, в ушах тут же громом взорвалась музыка.

— Будь ты проклят! — простонала Сиренити, с трудом рассылшав свой голос сковзь какофонию мелодий. Соерс рассмеялся. Выпрямился, подошёл к девушке — почти вплотную. Схватил за подбородок, вынуждая смотреть в глаза. По щекам Сиренити струились слёзы — от боли, от невыносимого шума. Безумие ждало, безумие приближалось, тянуло к ней цепки руки. Сознание уплывало…