Разбуженные боги

Вода – вот их самая главная проблема. Хорошо, что в кочевье им удалось обнаружить несколько кожаных мешков с водой, иначе обязательно пришлось бы возвращаться на побережье для пополнения ее запасов. А так на день-полтора, а то и на два при жесткой экономии воды хватит. Конечно, имелся шанс, что людям удастся набрести на родник или колодец, но надеяться на такое было глупо. Надо постоянно прикидывать в уме расстояние до моря и вовремя к нему повернуть.

Был еще один вариант – разделиться, так сказать, выделить поисковую бригаду, а всех остальных отправить к морю дожидаться добрых вестей. Кстати, не такой уж и плохой вариант, если вдуматься. Тем временем собака подбежала к людям ближе, чем прежде, и разразилась долгим громким лаем. У Артема сложилось впечатление, что пес ругал последними собачьими словами бестолковых и нерешительность двуногих, которые продолжали рассуждать о том, что же им делать. А что-то делать было пора.

Артем принял решение. Брести по степи многие часы напролет – занятие до крайности унылое и напрочь лишенное даже крупицы какой бы то ни было романтики. Если кто-то станет бить себя в грудь и уверять вас в том, что для него нет ничего более увлекательного, чем топать пешедралом по коричневой, с красноватым отливом, твердой, как асфальт, почве, блуждая взглядом по клочьям худосочной и малорослой травы, смело плюйте тому в лицо. Перед вами или наглый врун, или сумасшедший извращенец. Ладно хоть не лил дождь, который превратил бы их марш-бросок в сущую пытку, и не задувал сильный ветер, предшественник пыльной бури, сквозь которую не видно ни зги.

Волевым решением Артем разделил отряд. Он сам выбрал людей в поисковую партию и пресек попытки воспротивиться такому выбору. А попытки были. Хуже всего господину послу пришлось с Ацухимэ. Девушка твердо заявила, что не желает возвращаться к кораблю, пойдет на поиски людей и их поселений, и не надо, дескать, даже пытаться ее останавливать.

Артему пришлось применить хитрость. Он отвел девушку в сторону и сказал ей:

– Я бы взял тебя, если бы не Омицу. Представляешь, какие муки ревности она будет испытывать! Как будет мучиться, страдать. А она носит ребенка, понимаешь? Мало ли что может случиться с женщиной в положении от сильных переживаний. Кроме того, она ведь не идет с нами. Если пойдешь ты, то ей придется остаться одной с мужчинами. Это не совсем прилично, и мне этого не хочется.

Так вот он ее и уговорил.

Таким образом, забрав с собой большую часть общего запаса воды и оставив людям, возвращающимся к кораблю, ровно столько, чтобы им хватило на дорогу, по степи за уверенно семенящей собакой сейчас вышагивали трое – Кумазава Хидейоши, айн по имени Косам и господин посол, разумеется. Группу возвращающихся возглавил Садато, которому и предстояло до возвращения Артема командовать вторым отрядом посольства, разделенного надвое. Если вдруг господин посол не вернется, чего тоже никак нельзя было исключить, то самурай так и останется старшим.

Собака в шипастом ошейнике уверенно вела их в направлении гор. Айн уверял, что они доберутся до них в первой половине завтрашнего дня, и у Артема с Хидеойши не было никаких оснований не доверять дикарю, понятное дело, исключая всевозможные «если». Если поднимется пыльная буря, если затрясется земля, если дорогу преградят разбойники или чудовища, и так далее, и тому подобное. И если их собачка вдруг внезапно не отвернет в сторону от гор. Ну а если она вдруг отвернет, то есть совершит поворот на девяносто и более градусов, тогда будут все основания усомниться в здравом уме этой псины и в разумности продолжения поисков.

Заночевали они опять в степи, поскольку другого выбора и не было. В этот раз им пришлось померзнуть. Костер путники не разводили. Не из чего было. По дороге им не встретилось ни единой сухой веточки, разве что иногда ветер проносил мимо комки сухой травы, ну так сколько ж этих комков потребовалось бы, чтобы хватило на костер? Разве что со всей степи их собрать, тогда, может быть, и выгорело бы что-нибудь в прямом смысле этого слова.

Перепад температур в этот раз был еще более впечатляющим. Если днем было тепло, около плюс двадцати, то ночью температура упала до легкого минуса, и утром их одежда, циновки, тряпки, которыми они укрывались, – все это покрылось инеем. Люди поднялись еще до рассвета, когда ночная беспросветная темень лишь начинала уступать место серой предутренней мгле. Да, собственно, трудно было назвать сном ночное переворачивание с боку на бок под тряпками. Лишь кому-то из них удавалось ненадолго забыться, как тут же какая-нибудь часть тела начинала замерзать. Человеку приходилось просыпаться, переворачиваться, чтобы прижаться подмерзающим боком к товарищу или к собаке, которая, впрочем, тоже незаметно становилась товарищем, или поправить сбившуюся тряпицу. Словом, мучение, а не ночной отдых.