Раздел имущества

Жеральдин Шастэн никогда не приходило в голову, что кого-то из тех, кого она знает, может засыпать снежной лавиной и, тем более, что какая-то лавина может изменить жизнь ее дочери, Виктуар. Но в это утро, когда она включила телевизор, ее ожидал удар. Из всех людей, которых поглотила альпийская катастрофа, Адриан Венн был самым известным, и этого оказалось достаточно, чтобы его имя прозвучало в заголовках новостей: «Известный английский издатель в числе жертв альпийского оползня». Жеральдин почувствовала, как внутри у нее все дрожит от удовлетворения.

Она слушала новости и искала подробности на других каналах, ее дыхание участилось и стало коротким, как у животного, а щеки загорелись лихорадочным румянцем. Она сама была удивлена собственной реакции. То недолгое время, которое она провела с Адрианом Венном, внезапно воскресло в ее памяти и отозвалось такой же мучительной болью, какую он причинил ей тогда. Опыт, вынесенный Жеральдин из того времени, — это опыт человека ненавидимого, оскорбленного, подвергнутого сарказму и осмеянию, избитого и поруганного. Никогда больше она не испытывала ничего подобного, и пусть все это случилось тридцать лет назад, но для нее все еще было свежо, как будто произошло только что, как будто не пряталось в глубине души все это время. Она снова услышала его голос, высмеивающий ее английский акцент, бросающий обидные слова, причиняющие боль.

Она была рада, что ее муж, Эрик, сейчас на работе, он бы непременно заметил, как она потрясена — не смертью, нет, а воспоминанием, возвращавшим ее к тому далекому состоянию. Все это время эти чувства таились глубоко внутри, возможно отравляя ее и вызывая рак. Говорят, так и бывает из-за тяжелых эмоциональных переживаний. В известном смысле, пока она не избавится от этих чувств, ее жизнь подвергается опасности. Она сделала над собой усилие, чтобы справиться с охватившими ее эмоциями.

Невозможно забыть, что она, ее естество, вызывало у него отвращение. Однажды он попросил ее вымыться, хотя она только что приняла ванну.

— Все женщины ужасно воняют, — сказал он. — Не только ты. Не замечала? Самки. Мужчины просто не обращают на это внимания, ничего другого им не остается.

Его выводили из себя и другие запахи — невыразимые вторжения материального мира в его сознание, сосредоточенное на словах, красоте, картинах, книгах. Даже тогда он бывал очарован каллиграфией, поэзией, заключенной в словах, и странными формами экзотических алфавитов.

Она так и не рассказала никому об этом стыде и только переживала несколько месяцев. Та просьба вымыться — она ее так и не простила — лежала на душе тяжелым камнем даже теперь. И из-за того, что в ее жизни случился этот эпизод, она всегда чувствовала себя так, как будто на ее прошлом лежит позорное пятно, и между ней и другими женщинами ее возраста, круга и воспитания всегда ощущалась дистанция. Нет, не рождение Виктуар навлекло на нее позор, который жег даже сейчас, а осуждение, которое возвращало ее к Адриану Венну.

И теперь, хотя она никогда не замечала за собой мстительности, она думала про себя: «Вот и хорошо. Если он умрет, то Ви получит какие-то деньги».

Отец Жеральдин служил в Америке по дипломатической части, а она училась там в колледже, и благодаря этому у нее выработались некоторые профессиональные навыки личного организатора и консультанта, которыми пользовались многие американки, приезжавшие в Париж и желавшие поменять обстановку, научиться готовить, поучить разговорный французский или просто познакомиться с французом после неприятного либо выгодного развода дома. Таких было множество, не говоря о веселых вдовах, и поскольку все они желали посещать парижские спортивные клубы, иметь личных тренеров, учителей языка и заниматься в школах кулинарного мастерства, Жеральдин извлекла из всего этого определенную выгоду. Ее хорошо знали как в Америке, так и во Франции, в американской парижской общине, и ей доверяли.

Поначалу она давала советы просто по доброте душевной: у нее было много знакомых, и ей нравилось помогать людям. Поэтому ее американские однокашники стали заезжать к ней или посылали к ней своих знакомых, и так случалось все чаще. Жеральдин всегда была рада помочь; она принимала близко к сердцу личные разочарования, планы и надежды на новую жизнь именно в Париже — надежды, которые ежегодно приводили в Париж американцев, желающих снова найти себя. Потом, когда звонков стало слишком много и ей с ними было уже не справиться, постепенно выстроилась платная система. Поначалу некоторых немного шокировала необходимость платить за дружеский совет, но потом они поняли, что это разумно.