Разделяй и Властвуй (СИ)

— И возвращаясь к Лукреции, мне нравится, что она смотрит на мир иначе. Ты же, Сандра, как я. Мы оба видим цель, идем к ней, получаем что хотим и кого хотим. И я хочу рядом с собой не спарринг-партнера, а жену. Женщину, которая будет заниматься чем-то своим, которой особо не интересы политика, дела Неаполя, но с которой можно это обсудить. Что-то сказать, посмотреть на события с другой стороны. Другим взглядом, отличным от моего. Даже бесстрастно. Главное ваше отличие — это отношение к власти. Лукреция родилась с ней. Она может выйти за меня, может за кого-то еще, может вообще оставаться незамужней. Она будет у нее в любом случае по праву рождения. И она это знает. Ей не нужно увеличивать ее, доказывать, бороться. Ты же акула, готовая загрызть любого ради этого.

— И тебя это не заводит? — тише спросила Сандра. И хоть фраза, наверное, задумывалась вопросом, прозвучала скорее утверждением. Чувственным. Твердым. Убежденным.

Глупо было отрицать, что Сандра — шикарная женщина, знающая это. Умная. Властная. Возбуждающая. Глупо было отрицать, что, возможно, между ними и что-то могло бы быть в другое время. В другом месте.

Но сейчас Марко лишь ее поцеловал. Они стояли все еще очень близко. Все еще чувствовали близость друг друга. Впившись в ее губы, он не ожидал, что сделает это с таким желанием. Сандра приоткрыла рот, он углубил поцелуй, схватив ее за талию и прижав ближе к себе.

Даже тот факт, что это был иль бацо де ля морте — поцелуй смерти, не отменял возможность сделать его приятным.

10.2. Лукреция. Настоящее

Лукреции было не по себе от того, что такой энергичный и шумный мужчина, как Исайя, затих. Казалось, что от страха он потерял часть своей души, и с ужасом ждал дальнейших новостей, не замечая ничего вокруг.

Они молча ехали обратно в больницу уже минут десять, и за это время она не услышала от него ничего. Только Ромола тихо молилась, перебирая четки. И что-то в ее тихой интонации пугало Лукрецию еще больше. Казалось, что вокруг нее смерть. Что воздух буквально пропитан запахом сырой земли, металла и лилий, которые всегда несли на похороны.

Хотелось что-то сказать, как-то поддержать, но ничего не приходило в голову. Да и что она может сказать в такой ситуации?

— Если понадобится финансовая поддержка на лечение, то она у вас будет. Об этом не переживайте, — заговорила Лукреция, найдя, что можно пообещать, что пока находится в ее власти.

Исайя благодарно кивнул, Ромола начала молиться еще более убежденно. Лукреция перестала придумывать слова поддержки. Супруги Томазза знали, какой жизнью жил их племянник и наверняка понимали, что рано или поздно подобное может произойти. И страшное случилось, проверяя их на прочность. И тут она ничего не может предложить.

Когда они вернулись в больницу, то операция еще шла. Ромола скрылась в часовне, Лукреция осталась сидеть с Исайей в комнате ожидания. Смотря на поникшего старика, она снова вспомнила слова Дарио.

— Могу я спросить кое-что? — осторожно уточнила Лукреция.

— Конечно, синьорина Монтенелли, — кивнул Исайя.

Разглядев его встревоженное лицо ближе, Лукреция почувствовала, как у нее защемило в груди. Глаза Исайи будто бы утратили цвет, как и кожа. Даже пышные усы с проседью как будто бы обвисли.

— Лукреция, — мягко поправила она и учтивее продолжила: — Когда я наклонилась к Дарио, то он бормотал что-то про граниту. Вам это о чем-то говорит? Или он просто начал уже бредить?

Исайя тяжело вздохнул. На морщинистом лице, в уголке глаза, появилась слеза, которая вскоре покатилась по щеке, после чего затерялась в усах.

— И да, и нет, — заговорил Исайя. Его голос показался чужим. Тихим. Просевшим. Смотря на него, Лукреция подумала, что гибель племянника он не переживет, и снова почувствовала удушающее бессилие от того, что такие важные вещи не поддаются человеческой власти. Сначала Нико, теперь Дарио. От мысли «кто же будет следующим» пронесся холодок по коже. Как и от осознания, что этот следующий точно будет. — Дарио хотел отомстить убийце его сводной сестры. Поиск информации привел его на Сицилию. И там с ним произошло что-то хорошее. Он не рассказывал, но это видно. Его лицо меняется, когда он вспоминает об этом. Наверное, поэтому не хочет и говорить, — Исайя приложил руку к сердцу. — Это что-то у него там. И он не хочет выносить даже часть этого в наш грязный мир. Что-то сокровенное. Что он оставил ради мщения.

Исайя тяжело вздохнул, словно все трудности, вся боль такого решения перешли и к нему вместе с рассказом. Лукреция молчала, понимая, что это не все, что ему надо дать время, чтобы собрать мысли и продолжить. Терпеливо ожидая этого, она положила руку на его ладонь и несильно сжала ее.

— У его выбора были и другие последствия. Но дон Марко подарил ему второй шанс, — с большей горечью продолжил Исайя. — Но судьбу не обманешь. Что Дарио не получил благодаря освобождению дона Марко, то он получил сейчас. И, святая дева Мария, — перекрестившись, обратился Исайя, — прошу сжалиться над его грешной душой. Ты видишь, что в душе он неплохой человек.