Тем временем Мари показала Хохарии и Отану болотистую низину и привела их в рощу для осмотра пленников. Мари заканчивала, как показалось Фаун, более связный рассказ о тех же событиях, что ей описал Саун, когда целители подошли к Дагу и опустились рядом с ним на колени. Рассказ о том, как Даг попытался своим Даром помочь останавливающемуся сердцу Артина, заставил целительницу присвистнуть. Еще больше испугало Фаун описание странных повреждений, оставшихся на Даре Дага после схватки со Злым.
– Хм-м... – Хохария растерла лицо руками, размазав по нему пот и грязь, и огляделась по сторонам. – Ради всего святого, Мари, зачем ты меня сюда вытащила? Ты на одном дыхании просишь меня разорвать эти мерзкие оковы и одновременно настаиваешь, чтобы я не смела использовать свой Дар, чтобы разобраться в деле. Нельзя же бежать разом в двух направлениях.
– Раз Даг попался в ловушку и не смог освободиться, мне это тоже не удалось бы. Насчет тебя я не знаю. Я надеялась, что у тебя найдутся какие-нибудь уловки, Хохария. – Голос Мари сделался тихим. – Я несколько дней пытаюсь распутать этот узел, так что у меня уже ум за разум заходит. Я начинаю думать о том, когда будет пора сдаться и подсчитывать потери. Только вот что... все разделяющие ножи скованных мастеров исчезли за то время, что они были в плену у Злого; из всех девяти жертв только у Брин есть незаряженный нож. Не так уж много можно спасти, а цена высока... И я совсем не уверена в том, что получится, если с кем-то из пленников провести обряд разделения... и что будет с ножом, да и что случится с остальными беднягами. Ведь с этими зародышами глиняных людей удачи нам не было.
Саун, который стоял, прислонившись к дереву и сложив руки на груди, поморщился, но кивнул.
Фаун передернуло, когда до нее дошло, о чем, собственно говорит Мари. Перед ее глазами возникла картина: Мари, или Саун, или Хохария – нет, скорее все-таки Мари, она сочла бы это своим долгом командира, – методично вонзает костяные ножи в сердца своих товарищей, двигаясь вдоль ряда неподвижных тел...
«Нет, только не Дагу!»
Фаун коснулась ножа под рубашкой, неожиданно испытав яростную радость от того, что странное происшествие в Глассфордже по крайней мере сделало невозможным такое жуткое его использование. Хохария хмурилась, но, как показалось Фаун, скорее печально, чем выражая несогласие.
– Должна сказать, – снова заговорила Мари, – что когда в ловушку попался Даг, всем остальным пленникам это придало новые силы, хоть и ненадолго. Самые слабые теперь снова угасают. Не знаю, сколько нам удалось бы поддерживать их жизнь, если бы каждые три дня мы отдавали нового дозорного, – только, конечно, это делало бы проблему только больше и больше. Заметь, себя я не предлагаю. И тебя я тоже не отдам, Хохария, так что пусть у тебя не возникает всяких идей.
Хохария потерла шею.
– Ну, какие-нибудь идеи у меня наверняка появятся, но только сегодня вечером я и пробовать ничего не буду. Усталость затуманивает взгляд.
Мари согласно кивнула и стала объяснять, как добраться до лагеря, который был разбит за границей опустошенной земли и где все дозорные, не занятые уходом за пострадавшими, ночевали. Когда она сделала паузу, Фаун показала на Дага и спросила:
– Мари, я в самом деле не могу его коснуться?
– Кто знает, – ответила Мари. – Выяснение этого может дорого тебе обойтись.
«Или нет», – подумала Фаун.
– Я ведь проделала весь этот путь...
С усталой симпатией Хохария сказала:
– Мы же говорили тебе, чтобы ты осталась дома, дитя. Ты ничего не сможешь здесь сделать, кроме как убиваться.
– И мешать, – почти неслышно пробормотал Отан.
– Но я чувствую Дага! Все еще чувствую!
На лице Хохарии не появилось надежды, но все же она приподнялась, перегнулась через Дага и стала ощупывать левую руку Фаун.
– Что-нибудь изменилось за последнее время?
– Боль усилилась, когда я подошла к Дату, но определенности не прибавилось, – признала Фаун. – Как странно: Даг проделал все это, чтобы я чувствовала себя увереннее, а я только больше тревожусь.
– Это твоя тревога или Дага?
– Я не могу различить.
– Ну... – Хохария выпустила ее руку и села на пятки. – На мой взгляд, это не помогает нам продвинуться дальше. По крайней мере пока. – С болезненным кряхтением она поднялась на ноги, и все остальные поднялись тоже.
Фаун умоляюще протянула руки к Мари.
– Наверняка ведь есть что-то, что я могла бы делать!
Мари взглянула на нее и вздохнула, но в этом вздохе было понимание.
– Нужно стирать белье и тряпки, которыми несчастных подтирают.
Фаун стиснула руки.
– Уж это-то я могу делать. – И что хорошо: эта работа позволит ей остаться в роще, а не отправляться в изгнание, на милю от Дага.
– Ах, какое важное дело! Ты столько проскакала, чтобы заняться стиркой, крестьянка! – протянул Отан, не заметивший, какой взгляд при этих словах на него бросили женщины-дозорные. Фаун было нетрудно догадаться, кому до сих пор приходилось заниматься стиркой.