Разделяющий нож. Шалион. Книги 1-8

– Он испытывает себя, – внезапно сказал Тейр. – Он хочет быть самым лучшим. Он хочет знать, что он самый лучший. И хочет, чтобы об этом знали все.

– Он безумен.

– Но почему Ури мешкает? Почему просто не схватит Ферранте и не раздавит его?

Наконец стало ясно, чего добивался Ури: он оттеснил Ферранте к лестнице, тот споткнулся и упал на мраморную ступеньку, и Ури стремительным выпадом прижал острие меча к кольчуге в том месте, где сам он получил смертельную рану. Лицо Ури свела судорога гнева, и он налег на меч всей тяжестью своего металлического тела.

– Никколо! – пронзительно закричал Ферранте. Наконец-то в его голосе прорвался чисто человеческий ужас.

«Он повержен, – думала Фьяметта. – Он повержен». Но это не вызвало у нее радости.

Кольчуга лопнула, и меч погрузился в грудь Ферранте, рассекая плоть и остужая лезвие в крови. Ури долгое-долгое мгновение стоял, наклонившись и удерживая Ферранте в том же положении.

Из дверей замка выскочил Вителли и ударился о мраморную балюстраду, его черное, испещренное символами одеяние развевалось. Он торжествующе размахивал правым кулаком. На указательном пальце сверкало золотое кольцо с изображением бородатого мужчины.

– Ваша милость, вот оно!

Фьяметта испустила беззвучный стон, беспомощно сжимая кулаки. «Мы слишком мешкали». Ферранте перевел глаза на Вителли.

– Ты опоздал… Никколо. Нарочно?

– Нет, сеньор! – Вителли завопил от ужаса, увидев меч в его груди. Но вышло это не совсем убедительно.

– Не… лги мне, Никколо. Ненавижу лжецов. Я видел, как ты прятался там. Выжидал. Видел белки твоих глаз. Будь прокляты твои глаза, Никколо… – Его рот остался открытым, лицо исказила агония. Ури наступил ему на грудь и выдернул меч.

Мгновение Ури колебался, настороженно поглядывая на колдуна. Его лицо так застыло, что он выглядел настоящей статуей. Затем в два прыжка, кроша мрамор, Ури очутился между Вителли и дверью. Вителли, опершись одной рукой о балюстраду, перескочил через нее на мощеный двор. Колени у него подогнулись, он охнул, но устоял на ногах, попятился и расправил бархатное одеяние.

– Ты в моей власти, симулакрум! – заверещал он, вперяя взгляд в Ури. – Хлад скует тебя там, где ты стоишь, и птицы будут вить гнезда в твоих ушах! – Он забормотал, взмахивая руками. Ури, решительным шагом спускавшийся к нему, стал двигаться медленнее. Багряное сияние потускнело, сменяясь блеском бронзы на его носе, ушах, пальцах ног. С мучительным усилием он занес руку с мечом.

– Пиро, пиро, пиропиропиро! – закричала Фьяметта. Ури встряхнулся, вновь став раскаленно-красным, и мягкой кошачьей походкой двинулся вперед, примеряясь для удара.

Вителли бросил на Фьяметту взгляд, говоривший. «Попозже. И тогда ты пожалеешь, что родилась на свет», – но тут же сосредоточился на Ури и начал пятиться, потирая новое кольцо. Его тихое бормотание участилось, затем перешло в крик:

– Так я освобождаю тебя! Лети, отпущенный, и будь свободен!

Бронзовый Ури остановился как вкопанный. Вителли, торжествующе щурясь, выпрямился и неторопливо приблизился, чтобы хорошенько осмотреть застывшего героя.

– Нет! – простонал Тейр. – Он воспользовался заклинанием твоего отца, Фьяметта. Ну тем, каким он воспользовался, как ты рассказывала, чтобы освободить дух младенца из первого серебряного кольца Ферранте. Мы погибли! Да смилуется над нами Господь. И над Ури тоже! – Он поднял свой молот, косясь на Вителли, и глубоко вздохнул, готовясь вступить в безнадежную схватку. Ухмыляющийся некромант обошел безмолвную статую.

– Нет! Погоди! – прошипела Фьяметта, вскочила и вцепилась в руку Тейра. – Не то, не то… Погоди!

Бронзовый Ури ухмыльнулся. Его шепот эхом отразился от стен замка:

– Ты не можешь меня освободить. Я не заключенный!

Его меч со свистом описал горизонтальный круг и снес голову Вителли. Но после того, как его слова были услышаны и поняты, а потому последним выражением на этом лице с густыми черными бровями было, когда оно закувыркалось в воздухе, выражение полнейшей растерянности и отчаяния.

Голова упала, покатилась, замерла в неподвижности. Наступила тишина. Хлестал дождь. Фьяметта огляделась. Около ста человек жалось по сторонам двора, глядя во все глаза. В прорезях окон северной башни белели три смутных пятна – три женских лица. Почти все свидетели были монтефольские горожане, да несколько ошалелых лозимонцев, к чьим горлам были прижаты кинжалы. Из дальних закоулков замка доносились крики, истошные вопли, грохот – толпа разделывалась с последними солдатами Ферранте. Кровь Вителли, разлившаяся по булыжнику, чуть курилась паром, застывая. Поднимался пар и от Ури, стоящего под дождем. Багряное свечение угасало, и его поверхность начинала отливать металлическим блеском бронзы. Холод и тоска неизбывного одиночества сменяли в его глазах ликование победы. Вскоре ему придется уйти из своего временного металлического тела. Уйти куда?