Разделяющий нож. Шалион. Книги 1-8

– Разве твоя семья не пришла в отчаяние? Ведь родные могли подумать, что ты ранена или погибла. Или тебя захватили – разбойники... да кто знает – утонула, попала в капкан... Разве этот... Санни не признался бы и не помог в поисках?

Фаун с сомнением сморщила нос.

– Я не так себе это представляла. – Уж насчет Санни точно. Впрочем, теперь, избавившись от паники из-за беременности, Фаун иначе стала думать о переполохе, который ее бегство должно было вызвать в Вест-Блу, и почувствовала угрызения совести.

– Они, должно быть, искали тебя, Искорка. Я наверняка искал бы, если бы был твоим... – Даг резко оборвал себя на последнем слове – каким бы оно ни было. Он даже словно пожевал его и проглотил, неуверенный в том, каково оно на вкус.

Фаун смущенно пробормотала:

– Ну, не знаю... Может быть, если бы я теперь вернулась, Идиот Санни подумал бы, что я все выдумала. Чтобы поймать его – ради его идиотской фермы.

– Тебе так важно, что он подумал бы? По крайней мере по сравнению с тем, что думают твои родные?

Плечи Фаун поникли.

– Когда-то мне это было очень важно. Он казался мне... замечательным. Красивым... – Теперь, оглядываясь назад, Фаун считала его лицо круглым и невыразительным, а глаза тусклыми. – Высоким... – На самом-то деле он коротышка, решила Фаун. Он был одного роста с ее братьями, это верно... только и они едва доходили бы Дагу до подбородка. – У него хороший конь. – По крайней мере так Фаун считала, пока не увидела длинноногих скакунов дозорных. Санки хвастался своим конем, заставляя его ходить боком и взбрыкивать, чтобы показать: на такого резвого коня рискнет сесть только мастер... Дозорные же ездили с таким спокойным умением, что даже не возникало мысли поинтересоваться тем, как им это удается. – Знаешь, странно. Чем дальше я от него оказываюсь, тем больше он... вроде как съеживается.

Даг спокойно улыбнулся.

– Он не съеживается. Это ты растешь, Искорка. Я видел подобное у молодых дозорных. Иногда они взрослеют очень быстро, попав в беду, когда выбор один: или обрести силу, или пойти ко дну. Потом, конечно, приходится приспосабливаться, имей в виду – как если бы ты вырос за год на восемь дюймов и вся одежда стала мала.

Пример, решила Фаун, не взялся с потолка.

– Этого-то я и хотела. Стать взрослой, стать настоящей – любой ценой.

– У тебя получилось, – задумчиво протянул Даг. – Кружным путем.

– Да, – прошептала Фаун, и тут наконец плотину прорвало, и у нее вырвалось: – Как же это больно...

– Да, – просто сказал Даг, обнял ее за плечи и крепко прижал к себе: Фаун не плакала до сих пор, но теперь слезы хлынули потоком.

Даг смотрел на макушку Фаун – ничего другого он и не мог увидеть, поскольку, разрыдавшись, Фаун прижалась лицом к его груди. Даже теперь она старалась сдержать всхлипывания, так что ее всю трясло от усилий. Мнение Дага о том, что Дар Фаун нуждается в такой разрядке, подтвердилось; если бы ему пришлось объяснить это словами, он сказал бы, что трещины в ауре Фаун перестали казаться ему такими зловеще темными, когда ее печаль нашла выход, но Даг не был уверен, что девушка его поймет. Печаль и гнев... Ее душа пострадала сильнее, и случилось это задолго до того, как Злой уничтожил ее ребенка.

Инстинкт говорил Дагу, что надо дать Фаун выплакаться, но потом беспокойство вернулось: Фаун снова схватилась за живот, боль возвратилась.

– Ш-ш, – прошептал Даг, обнимая ее одной рукой, – не делай себе хуже. Не нагреть тебе снова кирпич?

Фаун подняла заплаканное лицо, бледное и припухшее там, где его не украшали синяки.

– Нет, – пробормотала она, все еще цепляясь за рукав Дага. – Мне слишком жарко.

– Хорошо.

Фаун откинулась к стене, ее дыхание постепенно выровнялось, но боль не отступила.

Даг размышлял о том, было ли бегство Фаун из дома столь возмутительно жестоким в отношении ее родных, как это ему казалось, или все-таки были еще какие-то обстоятельства, о которых он не знал. Сам-то он происходил из народа, традицией которого было постоянно присматривать друг за другом – и за супружескими парами, и за членами отрядов, и за дружескими компаниями – эта сеть охватывала всех.

«Уж я-то точно стал бы тебя искать, Искорка, если бы был твоим...» Язык Дага снова запутался между двумя возможностями, каждая из которых смущала его по-своему, – «отцом» или «возлюбленным».

«Прекрати! Ты не то и не другое, старый дозорный».

Но ведь сейчас он был единственным человеком рядом с Фаун. Так что...

Даг приблизил губы к уху девушки, скрытому черными кудрями, и прошептал:

– Подумай о чем-нибудь замечательном, но бесполезном.

Фаун подняла голову и растерянно шмыгнула носом.

– Что?

– В мире полно бессмысленных вещей, и не все они горести. Я по себе знаю: иногда помогает вспомнить о какой-нибудь из глупостей другого рода. Каждый знает, что существует свет, даже если оказался в непроглядных потемках. Подумай о чем-нибудь... – он не сразу нашел слова, которые годились бы для Фаун, – о чем-нибудь, что все считают глупостью, а ты уверена, что это замечательно.