Один раз он прошептал: «Эй, послушай, ты уверена, что этого хочешь?» — и что-то еще насчет себя по поводу того, что это не в его правилах — заниматься такими вещами с незнакомыми девушками. Я остановила его своим поцелуем, и его руки нырнули вовнутрь моих джинсов, я позволила ему это сделать. Те имена, которыми отец меня называл, почему-то не подходили… Я хотела этой близости, сейчас она была мне нужна как ничто другое в моей жизни. А, когда Клей расстегнул молнию и дотронулся до моей кожи, я втянула живот, чтобы ему было легче снять с меня джинсы. Его рука, скользнула ниже, я лежала с закрытыми глазами и представляла, что наконец меня кто-то любит. Кем я была в ту минуту? Была ли я героиней какого-нибудь забытого фильма детства, или я была сама собой, которая всю свою жизнь не знала любви? Думаю, что я была немножко и героиней из фильма, и немножко собой, потому что я познала сокровенное чувство, какое можно представить только в кино, а сейчас это происходит со мной. Или по крайней мере мне казалось, что такое бывает только в кино. Мне казалось, что все девятнадцать лет моей жизни были направлены на этот момент, к этому человеку, который показывает мне, что в мире существует большее, чем ненависть, что есть еще и любовь. Тогда он называл меня «Кэт». «Ах, Кэт, — сказал он, — ты хорошая…». Я уверена, что он чувствовал мой трепет, когда прикасался ко мне. Мне хотелось сказать ему, что раньше я никогда такого не чувствовала, никогда… Но я этого не сделала. Я только закрыла глаза, и все во мне поплыло навстречу его прикосновениям, а потом мое тело само по себе уперлось в его руку. Я знаю, что мой рот приоткрылся, и мне казалось, что я больше не смогу его закрыть. Мне казалось, что я забыла даже как целуются, а просто лежала под его поцелуем, смутно ощущая его, потому что его силу вряд ли можно было сравнить с ощущениями, которые хотели полного завершения в нижней части тела. Вино направило мои руки к его бедрам, и я почувствовала, какие они твердые, он развел их в стороны, давая мне свободу, пространство и согласие.
Его пыл был поразительным; Я чувствовала себя неуклюжей и грациозной одновременно. Я знала, что именно это и произойдет, хотя не была уверена, как в таких случаях поступают. Когда я прикоснулась к нему, он застонал, прижался плотнее к моей руке, его тело начало извиваться. «Продолжай, Кэт», — прошептал он на ухо, и я почувствовала на своей шее его дыхание. Оно было таким же теплым, как и пульсирующая кровь сквозь грубую ткань.
Я сделала это медленным движением… Мне казалось, что с каждым расстегнутым зубчиком его замка наказание отца становится все неотвратимее. Но вскоре я перестала думать об этом. Я ожидала всего, что угодно, но только не такой теплоты и такой шелковистости. Но он был и горячим, и шелковистым, и у меня хватило здравого ума, чтобы восхищаться тем, как он мог пластично двигаться. Его толчкообразные движения дали почувствовать себя опытной в том, как нужно держать в руках его тело, а я так боялась выглядеть наивной и неопытной.
Когда я представляла себе, как занимаются любовью, мне всегда казалось, что это должно быть неуклюжим и неловким. Во всяком случае в первые разы, — думала я. Но так не было. Вместо этого все было легко и грациозно, как в танце. Когда он вошел в меня, он снова назвал меня «Кэт», погружаясь все глубже, пока я не почувствовала то, чего ожидала — легкое неудобство. Я узнала, что мое тело все это время обладало скрытыми знаниями, о которых мой ум даже не подозревал. Это взволновало меня, а Клея это радовало. Все походило на настоящий балет, каждое движение согласовывалось с последующими. Все было естественно, ритмично, без применения силы, позже я думала, что было бы прекрасно посмотреть на это со стороны. Но я вдруг поняла, почему это делаю. Я делала это потому, что хотела отомстить отцу и, возможно, даже матери.
Когда я осознала это, все во мне застыло. Я только крепче прижалась к Клею и позволила ему закончить без меня. Мне хотелось громко закричать: «Почему ты не любишь меня? Почему ты меня никогда не обнимаешь? Почему ты заставил меня сделать это? Оказывается, совсем нетрудно быть нежным. Посмотри, совсем незнакомый человек доказывает мне это, а разве ты не можешь? Мне не нужно многого, просто улыбнись, обними, поцелуй иногда, чтобы знать, что ты меня любишь…»
Мне хотелось плакать, но я приказала себе не делать этого. И только сильнее прижалась к Клею. Я покажу им! Я им всем покажу!»