— Ну, и как тебя угораздило захлопнуться?.. — начал было он и замолчал, внезапно «прозрев». Вытянул шею, выглядывая из-за плеча гостьи — явно не понимая, почему, вместо «захлопнувшейся» меня видит перед собой эту женщину, потом перевел на нее взгляд и устало вздохнул. — Привет, мам. Что
«Мама»?! У меня внезапно ослабели колени. Я не знала, что поразило меня больше — то, что какие-то невероятным образом в наше личное со Знаменским пространство затесалась «мама», или что у Виктора Алексеевича в принципе есть «мама». Наверное, где-то в глубине души мне казалось, что такие, как Знаменский, рождаются уже взрослыми, с сигаретой в пальцах и циничной усмешкой на губах.
Пропуская мать в дом, он вдруг встретился со мной глазами. Растерянно поморгал, потом будто решился и махнул мне, чтоб шла в дом.
— Мам, тут у меня как раз… — он замолчал, явно не зная, как меня представить.
Дама обернулась в дверях, весьма знакомым образом вздернув на меня бровь.
А я вдруг испугалась. Не дай бог Знаменский представит меня, как любовницу — что обо мне будет думать женщина старой закалки? Пришла к сыну в гости, а у него в гостях шлюшка на двадцать лет моложе?..
— Домработница я… Катерина… Здрассте… — деловито вытирая руки о передник, который, к счастью, забыла снять, я подошла, кивнула пожилой даме, и протопала мимо нее в квартиру.
— Домработница? — услышала я удивленно-надменный голос. — У тебя же Люся была… Такая приличная женщина… Зачем тебе эта пигалица? Что она умеет?
— Мама… не заставляй меня жалеть, что я открыл дверь. И, вообще, что за появления с утра пораньше? Почему ты не позвонила? Я бы сам подъехал…
— Нежели МАТЬ не имеет права зайти и посмотреть, как живет ее сын?.. Или я снова «невовремя»?! О, я хорошо помню, какой притон я тут застала в последний раз… Витенька, я же волнуюсь… Месяц не могла спать спокойно после всего этого ужаса!
— Какой притон, господи… Коллеги собрались на новогоднюю вечеринку…
— Да-да, помню… Кажется, тут было костюмированное представление… женщины-зайчики и мужчины в костюмах католических священников…
— Мама… я едва сдерживаю руку, чтобы она не указала тебе на дверь…
Прижавшись к стене кухни, я слушала и не верила своим ушам. Ничего себе, мама с сыночком общаются… У меня с моей пьянью и то отношения душевнее…
Положение надо было спасать, потому что если Знаменский выставит из квартиры родную мать, настроение у него будет такое, что одно лишнее слово, и я вылечу следом…
Высунувшись из кухни, я громко позвала.
— Виктор Лексеич, вы завтракать когда будете?
— Эээ… — ответил «Виктор Лексеич».
— Сделай-ка и мне чаю, дорогуша… — милостиво разрешила мама «Виктора Лексеича».
Я пожала плечами. Запросто. На роскошной кухне я уже вполне освоилась и не видела никакой проблемы в том, чтобы пригласить еще одного человека к завтраку.
— И подай в столовую, будь любезна.
Я замерла с горячим чайником в руках. Да уж, маман без комплексов… Может еще и меню огласить? Но, раз назвалась груздем… Я стиснула зубы, нашла поднос, водрузила на него чашки с прочими принадлежностями… Еще раз вздохнула и пристроила на свободное место тарелочку со своими фирменными оладьями. Эх не оценят мое творение… А я так старалась.
В кухню ворвался взбешенный Знаменский.
— Какая домработница? — зашипел он. — Какой завтрак? Что ты несе…
И замолчал на полуслове, оторопело оглядывая идеально убранную кухню и поднос.
Мне вдруг стало дико неудобно за самодеятельность. Действительно, с какой стати, во второй раз переночевав у человека дома, я вдруг решила, что имею право распоряжаться на его кухне? А эти дурацкие оладьи? Вот сейчас подумает, что я клуша деревенская — лишь бы оладий с пельменями нашлепать да пожрать… Еще и косу заплела, чтоб волосы не мешали… Тьфу… У него небось женщины знакомые к готовке пальчиком не касаются, в ресторанах завтракают…
— Ты… как ты… когда? — он явно растерял все свое красноречие.
Я захлопала ресницами, изо всех сил стараясь не разреветься.
— Виктор Алексеевич, я… извините, я не подумала…
— Что здесь происходит? — в кухню с достоинством вплыла мама. — Витенька, прошу тебя, не бегай от меня, я пришла обсудить с тобой очень важную тему.
Знаменский скривился.
— Что на этот раз? В городе появилась банда велосипедистов? Или власти опять пытаются гипнотизировать народ через телевизор?
— Зря смеешься… — мать невозмутимо подцепила двумя пальцами оладью из тарелки и отправила ее в рот. — Эти власти еще и не до такого додумаются, с них станется… Но пришла я не по этому поводу…
Она просто до смешного меня не замечала — как если бы я и в самом деле была прислугой, которой не стесняются, считая ее почти мебелью. Даже распробовав мою вкуснятину и одобрительно помычав, никак не отметила мое в ней участие — бровью не повела в мою сторону.