Раздробленный свет (ЛП)

Гидеон принимает мое предложение без лишних вопросов, и то удовольствие, с которым он приканчивает мой сэндвич, напоминает мне, что все, что у него было в его берлоге — это были энергетики и протеиновые гели.

— Мэй — специалист по прогнозным данным для одной из крупных фармацевтических компаний, поэтому она может работать дома. Что дает ей возможность и время, необходимое для побочных проектов. И для ее детей.

Я выглядываю через арку в гостиную, где Мэй все еще разговаривает по телефону, спиной к нам.

— Она кажется счастливой.

— Говоришь будто удивлена.

Я моргаю, фокусируясь на Гидеоне.

— Нет, просто… — колеблюсь я, играя соломинкой в холодном чае. — Полагаю, я склонна считать, что каждый, кто занят тем, что делаем мы, должен отказаться от такой жизни. Мы преступники. Большинство преступников не могут быть счастливы.

Гидеон отвергает эту идею щелчком пальцев.

— Это то, что мы делаем, а не то, кто мы есть. Ты останешься собой, если завтра перестанешь обманывать людей.

— И ты будешь тем же без своих мониторов и банков данных? — Я поднимаю бровь.

Гидеон колеблется, но его спасает от ответа Мэй, когда возвращается в комнату, сверкая каждому из нас яркой улыбкой.

— Как насчет кино? — спрашивает она. — У меня стоит головизионная приставка, около миллиона вариантов на выбор.

— Разве тебе не нужно забирать детей? — спрашиваю я, глядя на мерцающий на стене экран, транслирующий информацию о погоде.

Мэй прослеживает мой взгляд, а потом отводит глаза.

— После школы они едут домой к друзьям. Все нормально. Может комедию, вы как?

Гидеон морщится, сползает со стула и следует за Мэй в гостиную.

— Я в меньшинстве, не так ли? — жалуется он.

Я видела, может быть, одну романтическую комедию с тех пор, как я приехала на Коринф, и мне она не очень понравилось, но я не особо хочу говорить ни Мэй, ни Гидеону, что я выросла на болоте без доступа к голотрансляциям или гиперсети. Поэтому я иду за ними, стараясь не обращать внимания на беспокойство.

Мэй включает головизор, который занимает половину стены гостиной. Ее дети явно развлекательные наркоманы, пол завален игрушками и сопутствующими товарами, что делают программы для детей более захватывающим. Каналы мерцают слишком быстро, Мэй откашливается.

— Извините, глазные трекеры сбоят.

Гидеон плюхается на один из диванов, вытаскивает наладонник и, без сомнения, изучает, есть ли какие-нибудь сподвижки после нашего сообщения детективу. А я не спускаю глаз с Мэй, наблюдая, как она борется с управлением, моргая слишком быстро для того, чтобы трекеры работали должным образом.

Что-то здесь не так.

Она, наконец, находит нужное кино, а затем жестом приглашает меня расположиться на диване.

— Я пойду немного приберусь на кухне, а потом присоединюсь к вам.

Я иду к дивану, когда она возвращается на кухню, безупречно чистую кухню, и останавливаюсь, где я все еще могу видеть ее под углом, через зеркало в прихожей. Как только она выходит из прямой видимости гостиной, она снова прижимает руку к наушнику, губы двигаются, но голос неслышен из-за звуков вступительных титров фильма. Она до сих пор не закончила общаться по телефонному звонку, что произошел ранее.

Мое сердцебиение учащается, я опускаюсь на диван в нескольких футах от Гидеона, пытаясь поймать его взгляд. Он даже не отрывает глаз с наладонника — когда он чем-то поглощен, его не оторвешь — поэтому я потихоньку пододвигаюсь ближе, пока бедром не упираются в него. Это заставляет его подпрыгнуть, наладонник падает на колени, когда он смотрит на меня, подняв брови.

— Алиса, с тобой все хорошо? — спрашивает он, и хотя его голос дразнящий, я вижу, как его рука начинает ползти ко мне.

— Говори тише и постарайся выглядеть нормально, — говорю я тихо, не шепотом, потому что шипящие шепота разносится дальше, чем тихий голос, — просто бормоча, как будто мы просто общаемся. — Что-то не так.

— Что ты имеешь в виду? — Гидеон смотрит на наладонник, как будто там может быть ответ на его вопрос.

— Мэй. С ней что-то происходит… язык ее тела полностью изменился.

— О чем ты вообще? — Гидеон откидывается назад, но даже в зеркале невозможно разглядеть кухню с того места, где мы сейчас находимся. — София, ты должна как-нибудь расслабиться. Мы сделали то, что должны были сделать, полиция займется этим. И я знаю Мэй уже четыре года. Она могла сдать мою личность в гиперсети десятки раз, но так и не сделала этого. Здесь мы в безопасности.

— Именно то, что раз ты так хорошо ее знаешь, не делает это невозможным. — Я не против использовать нашу близость, чтобы привлечь его внимание, и положить свою руку на его руку. — Я ее совсем не знаю, никаких предубеждений, и говорю тебе, что бы это ни был за телефонный звонок, что-то происходит. Она сдала нас, или думает об этом, или о чем-то, что я даже не могу предсказать, но что-то не так. Ты должен послушать меня.

Гидеон колеблется, затем резко отводит руку, нахмурив брови.

— Зачем ты пытаешься разыграть меня? Настроить меня против друга? Что это тебе дает?