Раздробленный свет (ЛП)

Мозг фиксирует только кадры минут, часов, которые следуют за этим. Я знаю, что должна сосредоточиться, я знаю, что не могу развалиться. Ещё не время. Но единственные осколки, которые прилипают ко мне, это те, которые причиняют боль, те, которые проникают сквозь густой туман паники. Ногтями я пытаюсь вытащить кирпичик в переулке, где держу свою аварийную перчатку: ключ от квартиры Кристины. Ноги болят и становятся тяжелыми, когда я прокрадываюсь мимо швейцара в своем старом доме, пока его голова повернута назад. Руки дрожат так сильно, что у меня практически не получается приспособить перчатку с ключом, чтобы отправить лифт в пентхаус. Глаза расплываются и горят, когда я пробираюсь в спальню в поисках пистолета, молясь, чтобы качки Лару не вернулись за ним. Сердце бешено колотится где-то в горле, когда я нахожу его спрятанным под одеялом, которое я стащила с кровати во время борьбы. Острая боль бьет вдоль указательного пальца, когда я разбиваю стекло фоторамки, скрывающей рисунок папы. Тошнота поднимается в животе, когда я роюсь в шкатулке Кристины, цепляя нити с бриллиантами и жемчугом, к которым я ни разу не прикасалась за три месяца, что прожила здесь. Сердце колотится, пока я жду лифт, страх поднимается с каждым ударом, ожидая, что когда двери откроются, лицо Гидеона окажется передо мной.

На этот раз, когда я пробираюсь через вестибюль, я не тружусь смотреть в сторону швейцара. Я никогда сюда не вернусь. Неважно, что я выгляжу так, будто разваливаюсь на части.

Солнечный свет режет, как ножом, глаза, когда вращающиеся двери выплевывают меня обратно на улицу. Глаза все еще горят, и когда я сталкиваюсь с парой, направляясь к тротуару. Они бросают на меня один взгляд и быстро уходят. Я смотрю на стеклянные двери и вижу красные глаза, алую полоску там, где я, должно быть, потерла кровоточащую руку о лицо, растрепанные волосы. Мне нужно спуститься с верхнего уровня, я не смогу сейчас сюда вписаться. Я надеваю украденную шляпу на голову и вытираю руку о рубашку.

Я начинаю возвращаться к лифту, но передумываю и направляюсь к лифту в противоположном направлении. Он дальше, но слишком рискованно использовать тот, что я использовала раньше, тот, на котором я ездила с Гидеоном. Слишком поздно я вспоминаю про наладонник, что он мне дал, который все еще у меня в кармане. Блин, блин, блин. Даже я могла бы отследить кого-нибудь на таком GPS-устройстве, как это. Я не думаю. Мне нужно думать.

Посыльный ждет сигнал о переходе в конце тротуара, проверяет свой наладонник, под ним гудит электробайк. Я заставляю свои трясущиеся руки ждать удобного момента, чтобы засунуть свой одноразовый наладонник в боковой карман сумки, обмотанной вокруг его тела.

Пусть Гидеон… Валет разыскивает посыльного по всему городу, пока я бегу. Пока я не исчезну.

Когда жара и смог подземного города снова окутывают меня, это похоже на утешительные объятия друга, приветствующего меня дома. Вдруг я вспоминаю, почему пряталась здесь в первый месяц или два, оказавшись на Коринфе. Дело было не только в недостатке средств. Здесь, несмотря на кровь на моем лице, панику в моих движениях, никто не посмотрит на меня дважды.

Когда наверху стемнеет, здесь, внизу, зажгутся фонари. Мне становится все труднее двигаться вперед. Я должна найти место, где остановиться.

Я не могу заплатить за комнату без доступа к моим счетам, которые он скорее всего отслеживает. Реализация украденных драгоценностей, чтобы открыть себе путь, бросит красные флаги в респектабельном месте и к тому же нарисует цель на моей спине. Здесь есть несколько бесплатных общежитий и приютов, которые не требуют удостоверения личности или сканирования сетчатки глаза, чтобы остаться там, но Гидеон будет прочесывать их. Он знает, что я слишком умна, чтобы использовать идентификационный чип Алексис или Бьянки, и предположит, что я отправлюсь туда, где смогу быть анонимной. Поэтому я направляюсь в одну из ночлежек, контролируемых полицией. Было бы безумием отправиться в место, где личности всех жителей и арендаторов немедленно попадают в государственную систему. Даже опытный хакер может получить к ним более легкий доступ, чем частные системы общежитий.

Обычно я ошивалась поблизости, пока не находила вероятную цель, чтобы проникнуть внутрь. Кого-то достаточно отчаявшегося, кто нашел бы понимание и утешение в больших глазах и доброй улыбке… но я не могу вспомнить, как это делается, как оценивать людей. Лица, мимо которых я прохожу, чужие, их выражения написаны на языке, который я больше не умею читать. Поэтому вместо этого я оглядываюсь назад и жду, пока не приоткроется пожарный выход… и девушка с бритой головой и флуоресцентными желтыми серьгами выпрыгивает из него, чтобы покурить, вклинивая ботинок на платформе в дверной проем, чтобы дверь не закрылась.

Я плюю на все и просто сую нитку жемчуга ей в руку.