Раздумья в сумерках жизни

Вот и осталась она с четырнадцати лет одинешенька, и пошла робить на колхозную ферму, и как надела с девичества резиновые сапоги да фуфайчонку, так и не снимала всю жизнь. Путнего пальтишка не износила, хотя в ударницах числилась, и вроде неплохо ей платили, да больше пропивала с нашими же, деревенскими оболтусами, чем на себя тратила. И сейчас, в пятьдесят с небольшим, совсем больная да испитая, на старуху своим видом походит, и держат ее нынче на ферме сторожем, больше никуда не годится.

И вот ведь, коза блудливая, что-то там сморозила тогда Шурке в окошко, хохотнула разок-другой, покрутилась, повихляла перед ним, он и учуял легкую поживу, и скорёхонько к ней засобирался. Да так заторопился, что еле всей родней уговорили не ходить к ней, посидеть с роднёй, приехавшей с ним встретиться. К тому же он Ромку попросил завтра поутру сходить с ним на охоту на рябчиков, в Сухой лог. Тут недалече, и вставать надо было рано. Это его и остановило.

Ночью вышел во двор, небо вызвездило, на землю лег туман, и день обещал быть славным, как в бабье лето, да оно уже и приспело. Я разбудил ребят в самую рань, как только на небе засветлело. Вставали нехотя, что-то там ворчали про себя, но собрались скоро и молча, ушли со двора. Советовал племяшу взять мою двустволку, но тот отказался, взял одностволку – «ижевку», двадцатого калибра, привычную, говорит, с детства и на рябчиков в самый раз.

Только проводил их, управился по хозяйству, уже и утро заиграло, и собрался почаевничать, как неожиданно объявилась в дверях Шуркина мать Анастасия с испуганным лицом и, как вошла в избу, так и плюхнулась в бессилии на лавку. Я от неожиданности обомлел, думал, какая беда у нее дома случилась.

– Да нет, – говорит, – об сыне извелась, двато денечка всего и погостил дома, и к тебе укатил, а каково мне одной без него быть, вот и погощу у тебя, и вместе с ним домой вернусь.

– Совсем ладно, ты Анастасия, сделала, что приехала, говорю ей, – двойной праздник у нас нынче выйдет, садись за стол да перекуси с дороги, и будем поджидать наших охотничков. А как придут, в баньке усталость сгонят, так и маленький праздник устроим, как в ранешные времена случалось, поди-ка не забыла?..

Прослезилась, отерла глаза платком, пригорюнилась и тяжко вздохнула, наша невестка, плясунья да певунья в те довоенные годы. Смотрю на нее – и узнаю и не узнаю, так упластала ее вдовья жизнь. Приметно усохла, будто увяла, глаза потухли, да ещё сгорбилась и, какая-то стала тихая, вроде пришибленная. И так её жалко стало, что душа дрогнула, и башкой закрутил от смущения, потянулся за куревом. Говорить нам вроде не о чем, и так все было понятно, что, ей-богу, лучше было помолчать.

Смотрю на наши парады на праздничных площадях, на состарившихся ветеранов войны, до неприличия увешенных орденами до пупа, но заметно уже помятых старческой жизнью. А все ещё хорохорятся, бодряками шагают в первых парадных рядах, и правильно, так и надо, честно заслужили этот почет! Но хорошо знаю, что окопных солдат и офицеров, воевавших на передовой, так щедро во время войны орденами и медалями не награждали по одной дурацкой причине – окопники каждый божий день без счёта в боях погибали, и награждать их не было смысла. А награждали после боя штабных и тыловых вояк, которым на передовой не было особой нужды бывать, особенно во время боя. Они себя берегли и всегда были на глазах у начальства, живые и здоровые, их и обвешивали наградами за подвиги, которые совершали погибшие. Вот они-то нам сегодня и рассказывают, как воевали, при этом о войне имеют смутное представление.

Пусть ветераны войны, шагающие в парадных рядах, на меня не обижаются, если я скажу, кому по праву положено идти на параде в первых рядах. По моему теперешнему мнению, первыми на праздничную площадь в этот слезный праздник должны выходить вдовы военной поры, и все должны перед ними вставать на колени и приклонить голову за те муки и страдания от непосильной работы, что они перенесли за время войны с осиротевшими детишками на руках. Этому подвигу наших вдов нет равного на свете, и вряд ли он когда кем повторится. Да как от нынешней власти этой справедливости можно добиться! Кричи – не докричишься!!! А если и докричишься, то вдов военной поры в живых почти не осталось. Ушли они из жизни молча, никого и ни в чём не упрекая, и некого из них теперь на парады приглашать. Как всегда, позорно опоздали, но остались для участия в парадах в своём большинстве лишь штабные и тыловые орденоносцы.