Раздумья в сумерках жизни

Вести из Захламино. Новостей разных и всяких ждут многие, а сплетни не ждут, они появляются как бы сами собой, почти из ничего, и чем они злее и ядовитее, тем для людей интересней. Вот так и получилось, что в Захламино неожиданная новость прилетела к вечеру и наповал сразила почти всех жителей, поскольку чего-чего, а такой новости никто не ожидал. Их Петрович приехал из района с молодой женой, да ещё никому незнакомой, и, судя по всему, была она из чужих неведомых краёв, что больше всего и поразило захламинцев. Любопытство лишило его земляков привычного покоя, особенно женскую половину. Одна, самая любопытная, найдя пустяковую причину, заскочила в их дом, всё в его жене высмотрела, выспросила, и тут же это стало достоянием всех жителей Захламино. А на другой день его жёнушка появилась в магазине и немного постояла в очереди за продуктами. Тут уж языки у баб развязались, не остановить. «С ума што ли сбрендил наш Петруха, – осуждали они его. – Грудёшки-то у неё совсем никудышные, с большую картошину поди-ка и будут. Где же в них молоку накапливаться и робёночка выкармливать, когда появится? Придётся, наверное, нам пристраивать его к нашей бабе, которая к той поре успеет разродиться дитём. Уж у ей-то завсегда молока с избытком будет. А жопка-то у неё совсем не проглядывается, наверное, с тарелку и будет, не больше, раз платье на ней, как на колу, висит. Вот маета для Петрухи привалила, так маета! И где только он её умудрился выкопать? Ищи не найдёшь, а он сумел. Ну и пущай типеря мучается, раз по своей дури лучше не смог выбрать. Женился бы на местной девице, да катался бы на ней, как с горки на Масленицу, да грелся бы, как у печки. И без всякой заботы о робёночке. А типеря майся, майся, Петруня наш, родненький. Нашенски-то девки все грудастые да жопистые, прямо бугром у них всё наружу выпирает, да такая девка в сладость любому мужику будет, кому достанется. А он-то куда своими глазищами смотрел? Да што там говорить, заранее видно, что добром это не кончится! Капризная она, прилюдно в магазине заявила, что жить здесь не будет, а уедет к родителям в Сарантеево, а муженёк пусть сам решает, где ему лучше жить. Это, говорит, его дело. Да как это его! А пошто ни её, как жены? Ну дела-а, ну и дела-а, язви его, нашего Петруху! Эт-то што натворил, што натворил, а типеря пущай терзается всю жизнь своим промахом»!

Вести из Захламино. В эту ночьнад Захламино будто разверзлись небеса. С оглушительными и трескучими раскатами грома неистово всю ночь бушевала гроза, а утро, умытое грозовым ливнем, выдалось тихим, солнечным, с прохладной свежестью. Ведь природа сама по себе чистоплотна, если в её естественный процесс грубо не вторгается человек, тогда она для сохранения нужных ей животворных источников начинает очищаться от накопившейся скверны, пока не восстановит своё естественное состояние. Но у природы есть свой предел, и человеку нельзя его нарушать. Иначе для жизни людей и их здоровью это может обернуться непоправимой бедой. Жители Захламино испокон веков, как и их предки, всегда в полном согласии уживались с природой, никогда её не проклинали и в противоборство с ней не вступали, поскольку осознавали наступление нежелательных последствий. Однако, с открытием здесь нефтегазового месторождения, в их жизни, кое-что, постепенно начало меняться. Но им ещё предстояло в ближайшем будущем в полной мере ощутить на себе влияние пришедшей цивилизации.

Но что интересно: среди захламинских жителей давно бытовала легенда, которая родилась в незапамятные времена. По сказаниям старых шаманов из иноверцев, живших ещё севернее, получалось, что над их Захламино будто бы находится центр неба, где ночью в непримиримой схватке встречаются злые и добрые духи, и кто из них победит, такая погода утром и будет. Действительно, погода у них была непредсказуемая, она менялась почти каждый день, а то и много раз в течение дня. И только в летние и зимние месяцы она немного усмирялась, чтобы после отыграться в полную силушку.

В эту грозовую ночь Рахиму не спалось, поэтому он встал рано, не отдохнувшим и всем на свете недовольным. Зойка, его жена, укутавшись в одеяло, почему-то сердито морщилась и, приоткрыв глаза, украдкой наблюдала за мужем, как он с усилием натягивает на себя галифе и другую милицейскую амуницию. Одевшись по полной форме, повернулся к ней и, самодовольно улыбаясь, спросил:

– Ну, как, жинка, я выгляжу?

Зойка в ответ чуть сдёрнула с себя одеяло, показывая голые ноги, и с ехидной усмешкой выдохнула:

– Служил Гаврила хлебопеком, Гаврила булки испекал, – и, нехорошо хохотнув, с тяжёлым вздохом отвернулась к стене.

Удивлённый Рахим ничего из сказанного не понял и, насупившись, подозрительно спросил:

– Эт-то какой-такой Гаврила у тебя, шайтанка, снова объявился?

– Да из книжки эти слова о Гаврила-е-е, из стихотворения-я-а о нём, – плаксивым голосом лениво отозвалась она и, тяжело вздохнув, с головой укрылась одеялом.