Раздвоение

около ста фанатиков. Теперь, когда секта укоренилась, скупила много земли в

Подмосковье и получала пожертвования от одураченных предпринимателей в десятки

тысяч долларов, она была гораздо опаснее. Об этом следовало всерьез подумать. Те двое,

что преследовали Сергея, могли быть агентами секты. Нужно было узнать, не появился ли

хвост у Олега и Дмитрия, его особого ученика. Впрочем, — Петр Николаевич радостно

хлопнул себя по лбу. — Сергей сам мог быть подставкой секты, очень, надо сказать,

профессиональной.

39

То, что его симптомы сегодня были «по книжке», могло означать только одно: он

досконально знаком с «нормальной методой» парагмологии.

Последний вывод очень обрадовал Петра Николаевича. Все вставало на свои места.

Получалось, что он подвергся очень тонкому злому розыгрышу со стороны секты.

Петр Николаевич вернулся на кухню, допил, из горла, остатки текилы и заел

черным хлебом. Думая о преследователях из парагмологии, он вспомнил про камеру

видеонаблюдения. Он так давно ей не пользовался, что забыл, как стирать пленку,

отматывать назад и ставить на запись. Он смутно помнил, что пленка забита под завязку,

и именно проблемы со стиранием вынудили его когда-то бросить затею. Съездить на

Митинский радиорынок и купить запасные кассеты не доходили руки, да и стоить они

должны были, предполагал Петр Николаевич, крайне дорого. Бросив пустую бутылку в

мусорное ведро, Петр пошел в прихожую и отодвинул вешалку, за которой была

смонтирована панель управления. Он безрезультатно провозился до прихода Дмитрия.

Когда же Дмитрий ушел, Петр Николаевич был так раздосадован случившейся

ссорой и чувствовал себя таким разбитым, что не стал возвращаться к видеокамере.

Большой нужды, в конце концов, не было. Вряд ли могло что-то случиться за час

утреннего бега, зарядки и посещения магазина. А больше Петр Николаевич толком никуда

не ходил.

Он еще не знал, что утреннему бегу и зарядке случиться не суждено.

40

Сергей «два ящичка»

В детстве, до старшей школы, Сергей не сталкивался с семейными трагедиями или

травлей в школе.

Лето он проводил в пионерлагерях (которые довелось застать), потом на даче.

Любил гулять и купаться, не засиживался в четырех стенах. В школе расстраивался из-за

несправедливых оценок, иногда дрался и прогуливал занятия. В школьном туалете в

разные годы: рассматривал с приятелями эротические карты, избил вместе со всеми

одного зазнайку, попробовал, по наущению старших, сигареты и был пойман завучем. По

указке родителей терпеливо занимался плаванием. Короче, все шло к тому, чтобы он стал

нормальным и здоровым членом социума, без каких-либо странностей.

Летом, когда ему было четырнадцать, он случайно попал на тусовку старших, и там

была пьяная девушка, которую пустили по кругу. Его, последним, тоже подпустили к

телу. Девушка улыбнулась ему и сказала: «Ой, маленький пришел». Впрочем, слова были

невнятны, и он, кажется, додумал их спустя годы.

Потеряв девственность в четырнадцать, он не придал этому большого значения.

Остаток лета его мысли были прикованы к милой соседке, на год младше его, и ее

обнаженным пробежкам от бани к дому.

В школе, однако, на его историю про секс отреагировали бурно. Вначале его

обвинили во вранье. Но его невозмутимость и обстоятельность в передаче подробностей

убедили всех в истинности истории.

Для него стало открытием то, насколько ему завидуют друзья. Он стал всерьез

рассматривать случившееся как свое огромное достижение. Но, как известно, нельзя

останавливаться на достигнутом. Требовалось закрепить успех.

Однако сделать это было непросто. Во-первых, одноклассницы стали

воспринимать его по-особенному, как нечто интересное, но опасное. Его знаки внимания

воспринимались серьезнее и болезненнее, чем таковые со стороны других. Например,

безобидный шлепок по попе в его исполнении был непристойным. Во-вторых, на него

давил «груз успеха». Ведь если он начнет ухаживать за одноклассницей, и у них этого не

будет, то он попадет впросак. Про него станут говорить, что он всегда врал и вообще

задрот. Поэтому он принял важный вид и старался девочек не замечать. Тем временем, за

год, сексуальная тяга усилилась вдвойне, поскольку физиология была сдобрена

спецификой переживаний. Это привело к тому, что в очередное лето он решил добиться

этого любой ценой. Самым лучшим вариантом он считал соседку; откликались

вожделения прошлого лета, когда он видел ее обнаженной в бинокль. Но она не

поддалась, а вот ее двенадцатилетняя подруга согласилась за две коробки «марсов»,

заручившись обещанием, что об этом никто не узнает. Они уединились в еловом лесу в