Раздвоение

спешат в погоню. В поезде, подъезжая к Первомайской, он, однако, обнаружил их в

соседнем вагоне. Прислонившись рожами к стеклу, они пялились на него. От их дыхания

стекло запотело, и лица были размыты. Но одежда — ушанки и тулупчики — выдавала их

однозначно.

На Первомайской они бросились за ним, и он не смог бы оторваться, со своими

легкими, испорченными курением. Но, выскочив из метро, двое замешкались, чтобы

закурить! А потом — он оглядывался и видел — несколько раз роняли сигареты и

нагибались их поднять или зажигали новые. В промежутках между остановками они,

однако, бежали умопомрачительно быстро и почти нагоняли его. Прохожие не обращали

на погоню внимания.

Он ушел от них тогда лишь потому, что прошмыгнул в подъезд вместе со

входившим жильцом. Времени, чтобы звонить Петру Николаевичу по домофону, у него,

61

конечно же, не хватило бы. Сергей захлопнул дверь подъезда почти перед носами

преследователей, взлетел по лестнице и стал ломиться к Петру Николаевичу. К счастью,

тот открыл почти сразу.

Во время психологического тренинга в тот день с Сергеем случилось что-то

страшное. В его уме открылась бездонная пропасть боли и страха. Он понял, что все годы

жил по соседству с ней и не замечал. Она, однако, исподволь влияла на его поступки, как

железорудная залежь отклоняет стрелку компаса. Стало вдруг очевидно, что его проблема

отнюдь не в сексе и даже не в отторжении другими людьми. Просто, у него всегда было

что-то с головой, но до четырнадцати лет оно не проявлялось.

Когда, во время занятия с Петром Николаевичем, Сергея затянуло в этот океан боли,

он не мог оттуда вылезти. Не получалось просто открыть глаза, тряхнуть головой и

переключиться на другое. В какие-то моменты он забывал, кто он и где находится. Когда

наконец он выбрался и открыл глаза, он увидел изможденного и напуганного Петра

Николаевича и понял, что тот справился чудом и на самом деле не готов работать с

такими вещами.

Но было и кое-что еще. В короткий миг, когда он открывал глаза, перед ним

вспыхнуло видение. Петр Николаевич сидел на стуле, но отнюдь не в положении

психотерапевта. Ему в лицо бил свет лампы, он рыдал, руки его, с распухшими

окровавленными подрагивающими ладонями, висели плетьми вдоль туловища. Над ним

склонились двое, на месте голов у них — чернота неправильной формы, окутанная

сигаретным дымом. Один, пониже, держит в руках молоток, другой, повыше —

безостановочно щелкает пальцами. Движения такие быстрые, что пальцы невозможно

разглядеть. И подспудная мысль, что пальцы эти гораздо длиннее, чем кажется, и могут в

любой момент дотянуться до самого дальнего угла комнаты. Видение растворилось через

долю секунды, как только ресницы полностью разомкнулись. Осталось только ясное

понимание, что с Петром Николаевичем покончено. Спустя дни, а может быть часы, он

почувствует себя такой же загнанной дичью, какой чувствует себя сейчас он, Сергей.

Выйдя от Петра Николаевича, он услышал шаги наверху и не стал себя обманывать

— бросился бежать. Он затаился в тени у стены дома и видел, как двое выбежали из

подъезда и ринулись в сторону метро. Тогда он бегом пересек дорогу, чуть не попав под

машину, и углубился во дворы. Минут десять он думал, что оторвался, но потом увидел

их снова. Не сзади, а впереди, в кругу фонарного света. Они не скрывались и не

подстерегали в засаде. Они прямо сообщали о себе. Он метнулся назад, наискось через

двор, и скрылся под навесом среди мусорных баков.

Теперь он сидел здесь, а они бродили вокруг и дразнили его, переговариваясь

нарочито громко: «Как думаешь, а не мог ли он спрятаться между мусорных баков?» —

«Сомневаюсь, иначе мы бы уже посмотрели там и нашли его...» — «Может, тогда пойдем,

поищем в другом месте?» — «Нет, ты знаешь, мне кажется, есть смысл еще немного

побродить здесь» — «Но зачем?!» — «Ну а вдруг, он все-таки спрятался среди мусорных

баков. Раз в год и палка стреляет» — «Что, прямо так взял и спрятался в мусорных

баках?» — «Да не внутри, а между ними. Не полезет же он в мусор, сам подумай!» — «А

почему бы ему не полезть?» Их бесконечные препирательства, восторженными,

надорванными тенорками, сводили с ума.

Не выдержав, Сергей побежал. Лишь только он покинул мусорный навес, как

споткнулся о что-то. Уже летя кувырком, теменем в асфальт, он увидел, что споткнулся об

одного из двоих. Последнее, что он увидел, прежде чем потерять сознание, был косящий

на него, мерно подрагивающий глаз лежащего.

Очнулся он в своей постели, голый, руки и ноги растянуты в стороны, привязанные

шпагатом, видимо, к ножкам кровати. В комнату вошел высокий человек в добротном