Разгерметизация

Раздался выстрел. Зубатова не стало.» — ист. 97, с. 105 — 107.

Именно в своих оценках благоразумия правящей “элиты” Российской империи С.В.Зубатов оказался наивен. Его деятельность по созданию рабочих организаций только ускорила процесс самоуничтожения правящей “элиты” Российской империи, поскольку он хотел, чтобы необходимые преобразования общественных отношений в России прошли управляемо под контролем органов исторически сложившейся власти без социальных потрясений; в то время как “элита” жила сегодняшним днем и видела в простом народе не людей, а средство для удовлетворения её сиюминутных потребностей. Последнее хорошо выразилось в эпизоде обращения с конторщиком Х., назначенным полицией в “депутацию рабочих” к царю. Это — этика, но “элита” и экономически ничем не хотела поступиться, по существу желая подневолить себе рабочих так же, как в прошлом были подневольны крепостные:

«Витте рвал и метал. Московские капиталисты не раз обращались к нему с жалобами, что полиция вмешивается в их взаимоотношения с рабочими; жаловалась и фабричная инспекция.» — ист. 97, с. 101.

Наименование же «зубатовщина» прилипло к тому стилю в деятельности спецслужб, когда подрывные и прочие антиобщественные организации создаются самими же спецслужбами для того, чтобы их руководству было проще доказать необходимость и эффективность своей деятельности перед вышестоящими государственными чиновниками. Этот стиль работы спецслужб находит полную поддержку в государственном аппарате, когда правящая “элита” не желает ничего менять в общественных отношениях, а репрессивными действиями надеется подавить оппозицию и изжить кризис в настоящем в слепой надежде, что в будущем он сам как-нибудь, сам собой рассосется без управленческих усилий со стороны государства.

Но этот стиль деятельности спецслужб многих государств в прошлом и настоящем, во многом социально обусловлен отношением к ним того слоя общества, который сейчас именуется “интеллигенция”. “Интеллигенция”, почитая себя “совестью нации”, видит в деятельности спецслужб государств исключительно интриги, провокации, шантаж и т.п. грязь, брезгуя которыми уклоняется от работы в них, открывая дорогу в спецслужбы тем, кто действительно склонен к тому, чтобы мощь государственного аппарата и спецслужб, в частности, употреблять в своих мелкокорыстных целях и нарушать этику, свойственную нравственно здоровым людям.

Как интеллигенция СССР брезговала КГБ, так и интеллигенция Российской империи брезговала Охранным отделением, лишая спецслужбы нравственно здравой общественной поддержки и совестливого, дееспособного кадрового корпуса, способного уберечь общество от бед своевременным предупреждением и решением встающих проблем. Но это означает, что интеллигенции в обоих случаях было свойственна не обостренная рафинированная совестливость и непреклонность в делании добра во всех обстоятельствах, а заурядные: трусость, чистоплюйство и безволие, пролагавшие дорогу еще большему злу — множественным социальным бедствиям при потере государственного управления, многократно превосходящим злоупотребления спецслужб, так или иначе имеющие место во всяком государственном управлении делами общества в целом.

В частности о проблеме “сексотов” в обществе и о том, как их набирало Охранное отделение, А.Спиридович пишет следующее:

«Красиво и убедительно говорил Зубатов подготавливая из нас будущих руководителей политического розыска, но воспринять сразу эту государственную точку зрения на внутреннюю агентуру было трудно. Мы принимали, как бесспорные, все советы относительно сотрудника и все-таки они в наших глазах были предателями по отношению своих товарищей. Мы понимали, что без шпионов ничего нельзя знать, что делается во вражеском лагере; мы сознавали, что сотрудников надо иметь также, как надо иметь военных шпионов, чтобы получать необходимые сведения о неприятельской армии и флоте, об их мобилизационных планах и т.д. Всё это мы понимали хорошо, но нам, офицерам, воспитанным в традициях товарищества и верности дружбы, стать сразу на точку холодного разума и начать убеждать человека, чтобы он ради пользы дела, забыл всё самое интимное, — дорогое и шел на измену, было тяжело и трудно. Наш невоенный начальник [58] не мог этого понять. Да мы не говорили много с ним об этом. В нас шла борьба.

В результате государственная точка зрения победила. Мы сделались сознательными офицерами розыска, смотревшими на него, как на очень тяжелое, неприятное, щепетильное, но необходимое для государства дело. Впрочем, жизнь, как увидели мы позже, очень упрощала нашу задачу. Переубеждать и уговаривать приходилось редко: предложения услуг было больше, чем спроса…» — ист. 97, с. 51.

И о том же в другом месте: