Читаем Разгневанная земля полностью

Долго шагал он по своей комнате, пока не спохватился, что опаздывает к завтраку, — отец очень пунктуален и не терпит никаких отклонений от принятых раз и навсегда домашних правил. Приведя себя в порядок, Франц спустился на веранду, где накрывали утренний завтрак.

Гертруда сразу обеспокоенно взглянула на своего любимца. Материнское сердце чуяло, что быть грозе. Недаром супруг трижды осведомлялся, где разгуливает Франц и почему опаздывает к утренней трапезе.

— Добрый день, отец! Здравствуй, мамочка! — сказал Франц, нежно целуя мать.

— Здравствуй! — процедил сквозь зубы Калиш-старший. — Можно ли полюбопытствовать, какие важные занятия поглотили тебя настолько, что ты опоздал к завтраку на… на… — Герман Калиш открыл массивную крышку золотых часов, висевших на столь же массивной золотой цепи, — … на целых двадцать две минуты? — закончил он, глядя на циферблат.

Франц ничего не ответил. Наступило тягостное молчание.

Гертруда взволнованно ёрзала на стуле, прилагая все усилия к тому, чтобы разговор между мужчинами не возобновлялся.

— Представь, Герман, породистая рыжая корова отелилась и телёнок совершенно необыкновенный, так похож на мать… две капли воды!.. Францик, ты так любишь молодых животных, — пойдём вместе со мной после кофе на скотный двор. Ты получишь удовольствие…

— У меня есть лучшее удовольствие для нашего любознательного сына, — с издёвкой сказал Герман. — Посмотри-ка, я принёс тебе номер «Курье де ла Мартиник».

Калиш протянул сыну газету, в которой было аккуратно подчёркнуто несколько строк. Гертруда переводила испуганный взгляд с мужа на сына.

Франц взглянул на обведённое карандашом объявление:

На острове Мартиник продаётся двухэтажный каменный дом с мебелью, обстановкой, лошадьми и слугами: трое мужчин, одна женщина и двое малолетних детей.

— Что вы хотите этим сказать? — Франц еле сдерживался.

— Меня интересует, можно ли утверждать, что народам Австрии живётся хуже, чем неграм во владениях Франции — страны революции, как ты давеча изволил выразиться…

— Не только не перестану утверждать, — запальчиво перебил Франц, — я буду кричать, что вы обращаетесь с крепостными, как со скотом!.. Тем хуже для Франции, если и по сию пору в её колониях людей продают, как скот…

— Однако, — прервал отец сына, — именно во Франции постоянно вопят о свободе, равенстве и братстве! Мечта санкюлотов!..[14]

— Не только во Франции, но и в той стране, в какой вы изволите жить. Эти идеи провозглашались благородными мадьярами…

— …за это попавшими на эшафот? Не это ли ты хочешь сказать?

— Да, Мартинович[15] кончил свою жизнь на эшафоте. И многих благородных и мужественных людей казнили, бросали в тюрьмы, но на смену им приходили другие, потому что живую мысль нельзя ни умертвить, ни удержать в стенах казематов.

— Замолчи! — стукнул Калиш-старший кулаком по столу. — Я не желаю слушать преступные речи в моём доме!

Франц побледнел.

— Я бы давно покинул ваш дом, если бы… — Франц с нежностью посмотрел на мать и оборвал свою речь.

Наступило тягостное молчание.

Франц аккуратно сложил салфетку, бесшумно отодвинул стул и, не проронив больше ни слова, удалился.

Исполненный решимости, он прошёл в чулан и достал оттуда дорожный саквояж и чемодан. Заметив, что запор у чемодана не в порядке, Франц вооружился молотком и клещами, пытаясь его исправить. Но это ему не удавалось. Тогда он положил на место инструмент, решив отнести чемодан к кузнецу. Он был рад поводу уйти из дому и, может быть, в последний раз объехать любимые места — рощи, поля и пруды, с которыми были связаны воспоминания детства и юности.

Глава девятая

На сеновале

Солнечные лучи, проникавшие в конюшню через небольшое оконце над воротами, плохо освещали сеновал. Встречая на своём пути копну сена, аккуратно сложенную у переднего края настила, лучи рассеивались, бледнели, и в глубине сеновала было всегда полутемно. Зато эта куча сена надёжно скрывала от постороннего глаза нашедшего здесь приют Яноша. Только поднявшись по приставной лестнице, можно было его обнаружить между копной и задней стенкой сеновала.

Каталина теперь подолгу просиживала здесь, забросив сад, забота о котором лежала всецело на ней. Игнац когда-то сам был садоводом в помещичьем хозяйстве и передал дочери любовь к разведению редких сортов плодовых деревьев. Дела в саду было хоть отбавляй, но в эти трудные для Яноша дни Каталина не могла ничем заняться: её тревожило будущее Яноша. Он же, напротив, охотнее возвращался мыслями в прошлое: ему как будто хотелось оправдаться перед Каталиной в том, что произошло.

Как радостно было на душе, когда он ждал выхода господ из усадьбы…

— Если б только не эта проклятая Серна!.. — говорил он, не прерывая работы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное
Дорога в жизнь
Дорога в жизнь

В этой книге я хочу рассказать о жизни и работе одного из героев «Педагогической поэмы» А. С. Макаренко, о Семене Караванове, который, как и его учитель, посвятил себя воспитанию детей.Мне хоте лось рассказать об Антоне Семеновиче Макаренко устами его ученика, его духовного сына, человека, который. имеет право говорить не только о педагогических взглядах Макаренко, но и о живом человеческом его облике.Я попыталась также рассказать о том, как драгоценное наследство замечательного советского педагога, его взгляды, теоретические выводы, его опыт воплощаются в жизнь другим человеком и в другое время.Книга эта — не документальная повесть о человеке, которого вывел Антон Семенович в «Педагогической поэме» под именем Караванова, но в основу книги положены важнейшие события его жизни.

Николай Иванович Калита , Полина Наумова , Фрида Абрамовна Вигдорова

Проза для детей / Короткие любовные романы / Романы