Разгон

- Только никаких заданий, - предупредил Карналь, настраиваясь на ее шутливый тон. - Деловые разговоры запрещаются. У нас был напряженный день, теперь мы имеем право на некоторую расслабленность. Может, выдать вам небольшую тайну: Алексей Кириллович старается насчет бутылки вина. Вы как?

- А если я опьянею? Представляете, какой позор: пьяная журналистка рядом с академиком Карналем.

- Мы с Алексеем Кирилловичем не допустим этого, обещаю почти торжественно.

- Если торжественно, тогда согласна!

В купе их уже ждал Алексей Кириллович, на столике были разложены вагонно-буфетные богатства: жирная ветчина, кабачковая икра, нарезанный еще в начале пятилетки сыр, стояла бутылка шампанского, две бутылки кефира, лимонад и пиво.

- Еще будет чай, - пообещал Алексей Кириллович, - а к чаю печенье "Звездочка" или же вафли. На выбор.

- Вафли, - сказала Анастасия.

Алексей Кириллович разлил в стаканы шампанское, в веселом гаме они выпили шипучего напитка. Анастасии почему-то все время хотелось беспричинно смеяться, академик предложил выпить еще, потом попросил спутницу, чтобы она хоть немного рассказала им о себе, нарушая журналистскую традицию, по которой журналисты должны лишь добывать данные о других, вечно замалчивая все, что касается их самих.

- А что рассказывать? Нечего.

- Я придерживаюсь иного мнения, - горячо возразил Карналь. - У каждого человека есть что рассказать о себе.

- А вы попробуйте вообразить что-нибудь обо мне, - засмеялась Анастасия. - Ведь математики обладают сильным воображением, не так ли?

- Их воображение направлено в сферу абстракций. Перед конкретным человеком оно бессильно. Это уж отрасль художника, психологов, социологов, политиков, ну и, ясное дело, журналистов, которых вы здесь счастливо представляете.

- Могу вам поклясться, что никто в редакции не поверит, если я попытаюсь рассказать, будто ехала вместе с академиком Карналем, да еще в одном купе, да еще пила с ним и его помощником шампанское.

- В наше время это не диво. Мне однажды посчастливилось лететь в Швейцарию в одном самолете знаете с кем? С самой Софи Лорен! Среди сотен пассажиров я был такой же безымянный, как и они все, ибо что такое для широкой общественности какой-то там озабоченный кибернетик с вывихнутыми мозгами? Но зато с нами летела Софи Лорен! Я тогда словно бы даже обрадованно подумал о том, что если наш самолет разобьется об Альпы, то все газеты мира напишут об этом, учитывая, что в катастрофе погибла Софи Лорен, и, следовательно, и о моей смерти, хоть и косвенно, тоже сообщат все телеграфные агентства мира, я тоже стану знаменитым, пусть таким несколько необычным способом.

- Вы хотите, чтобы я пожелала катастрофы нашему поезду? - воскликнула Анастасия.

- Мы этого не допустим, - сказал Алексой Кириллович. - Ни Петр Андреевич, ни я - не допустим...

В дверь купе постучали, академик крикнул: "Войдите!" Явилась проводница, осуждающе взглянула на пустую бутылку от шампанского, поискала глазами еще бутылки, но увидела один кефир, что, однако, не помешало ей спросить с сугубо служебными интонациями:

- Не могли бы вы потише?

- А что такое? - поинтересовался Карналь.

- Да у меня в вагоне едет академик.

- Академик? Не может быть!

- Сказала - едет, значит - едет. Меня напарница предупредила перед сдачей смены.

- Тогда нам действительно надо потише, - вздохнул Карналь.

10

Карналь никогда не мог постичь, как это можно с детства мечтать быть композитором, художником, открывателем новых островов и материков, полководцем, академиком. Скромная, доступная каждому мечта живет в детских душах: стать летчиком, моряком, космонавтом, геологом, подводником. Но это только в детстве. Юношей думаешь о вещах более практичных и, как это ни странно, словно бы расплывчатых. Учишься, но еще не догадываешься, что ждет тебя в науке. Работаешь здесь или там, но не видишь, как сложится твоя жизнь через год-два. Ясное дело, такие размышления следовало бы отнести к категории непедагогичных. Ибо человек должен уже сызмалу задумываться над своим назначением в жизни, выбрать цель своей жизни и все силы приложить, чтобы осуществить свои намерения. Все это так, но, к сожалению, мы сначала просто думаем, а уже потом узнаем, педагогичны или нет наши мысли и размышления.