Разгон

Совершалось все это у подножья горного хребта, обрывавшегося над морем диким нагромождением базальтов, гранитов и диоритов, сквозь которые когда-то проламывался еще один вулкан, но не смог одолеть вековечную твердость, каким адским огнем ни выплескивался из земных недр, растаптывая базальты, прожигая толщи гранитов, расшвыривая в море изуродованные скалы, разрывая напряженную каменную спину хребта. Камень не уступил. Растопленный, вновь застывая, нацеливался в небо мрачным Чертовым пальцем, вытолкнутый из своего миллионолетнего ложа, еще крепче укладывался в другом месте гигантским троном темных горных сил, разбросанный выбрызгами скал, обставив ими свои раненые ущелья, залил жгучую боль вечной прохладой чистых морских вод, образовал непостижимой красоты, может, единственные на Земле бухты: Сердоликовую, Лягушачью, Разбойничью, Мертвую, Бухту-Барахту, в отдалении от берега поставил в море Золотые ворота - две каменные руки, вырвавшись из земных жарких недр, обожженные и покореженные, сплелись над водой высоким, точно храмовым, сводом, и под тем сводом образовался вечный затишок и какое-то приглушенное сияние, золотящее все вокруг: и море, и воздух, и шершавую поверхность каменных рук.

Карналь пробовал учиться первобытным ощущениям. Смотреть, как по небу плывут облака, уходить ежедневно в горы, забираться в дичайшие дебри, вместе с отчаянными студентами балансировать на краю обрывов, часами сидеть среди каменных россыпей и наблюдать, как греются на солнце ящерицы и как прилетает к своему гнезду на вершине острой седой горы старый орел, осуществлявший свои рейсы с такой же регулярностью, как пассажирские реактивные самолеты, которые каждый день перемеривают небо между Крымом и Кавказом во всех направлениях.

Ах, как просто было бы вслед за Фаустом отбросить встревоженность и усталость, ощутить полный силы пульс жизни, видеть мир молодым и юным, словно бы ты только что родился и мир лежит перед твоими глазами точно бы в первый день творения. "Опять встречаю свежих сил приливом наставший день, плывущий из тумана. И в эту ночь, земля, ты вечным дивом у ног моих дышала первозданно. Ты пробудила вновь во мне желанье тянуться вдаль мечтою неустанной в стремленье к высшему существованью. Так обстоит с желаньями. Недели мы день за днем горим от нетерпенья и вдруг стоим, опешивши, у цели, несоразмерной с нашими мечтами. Мы светом жизни засветить хотели, внезапно море пламени пред вами! Что это? Жар любви? Жар неприязни? Нас может уничтожить это пламя. И вот мы опускаем взор с боязнью к земле, туманной в девственном наряде, где краски смягчены разнообразьем"*.

______________

* Гёте. Фауст. Часть 1-я. Перевод Б.Пастернака. "Избранные произведения". М., 1950, с. 436.

Горы в впрямь успокаивали Карналя, он даже сам удивлялся, ибо никогда не верил в исцеляющие свойства природы, о которых так много сказано и написано человечеством. "А там, вверху, зажглися гор вершины, зарделись, час высокий торжествуя. Вы прежде всех узрели, исполины, тот свет, который нам теперь сияет"*. Небесный свод безмятежно струился над ним, словно необозримая арка одиночества, возвышалась над ним Святая гора, что господствовала над всем окружающим пространством, кругло входила в самое небо своими зелеными склонами, седловатой вершиной, на которой почти всегда отдыхали облака - то розовые в солнечный денек, то взлохмаченные перед ненастьем, то тяжело-черные от дождевых вод. Гору кто-то назвал Святой, наверное, чтобы подчеркнуть ее отрешенность от дел земных, углубленность в небесное, в высокое, несуетное. Но жизнь жестоко врывалась в небесный покой гор, один из ее склонов высоко, под самые облака, был безжалостно оголен, стесан, и сизо светился камень в рваных развалинах. Издали казалось, что это и не мертвая порода вовсе, а будто бы худые, замерзшие тела замученных тут, бог весть когда, людей, которые вросли навеки в плоть горы, словно напоминание о страданиях и муках. Кажется, на этом склоне еще во времена Древнего Рима рабы ломали сизый камень для дворцов Нерона, а в эту войну фашисты, точно вспомнив о жестоком опыте своих далеких предшественников, пригнали сюда наших пленных и тоже, как древних рабов, заставляли, издеваясь и убивая, ломать сизый, невиданный камень для сооружения какого-то страшилища, обещанного бесноватому фюреру его приближенным архитектором и министром Шпеером. Неизвестно, вывезли ли захватчики оттуда хоть баржу этого сизого камня, поскольку души у пленных оказались тверже камня, они не покорились, сочли за лучшее умереть и в самом деле умерли где-то в этих мрачных каменоломнях, и никто не знает, где они похоронены. Когда теперь по ночам светятся у подножия этой горы одиночные электрические фонари, с берега кажется, будто это светятся души всех невинно убиенных, которые даже в безымянности своей домогаются права перейти в бессмертье.

______________

* Гёте. Фауст. Часть 2-я. Перевод М.Холодковского. "Избранные произведения". М., 1950, с. 495.