Разгон

Они пошли дальше, Карналь вполголоса объяснял Анастасии, что и как делают наладчики, а она невольно прислушивалась к голосам за спиной.

- Совинский, - весело воскликнул Юрий, - катай на улицу, оглянись по сторонам.

- И что? - добродушно полюбопытствовал Совинский.

- Как увидишь, что никого нет, подними руку и махни! Сам знаешь, на что махнуть.

Что ответил Совинский, Анастасия не слышала, потому что попросила Карналя:

- Может, не будем больше мешать? Мне неудобно в такой роли.

- Считайте, что не я вас, а вы меня сопровождаете, - успокоил ее Карналь.

- Этот лобастый...

- Гальцев?

- Он и вас невзлюбит за то, что вы привели меня сюда в столь неподходящий момент.

- Невзлюбит? А разве мужчины должны любить друг друга? Только понимание. Чем выше, тем лучше. У нас с Гальцевым, по крайней мере, мое такое убеждение, взаимопонимание достигло почти идеала. Мы с ним одинаково чувствуем трагичность отставания человеческой интеллигентности по отношению к интеллигентности, которой обладает материя. Слово "интеллигентность" я употребляю в широком понимании. Как разум. Отсюда торопливость в улавливании перемен, всего нового в нашей работе. Свободное время, все так называемые выходные для нас уже давно перестали существовать, не все могут выдержать, возникают иногда бытовые трагедии, но не для нас с Гальцевым, ибо мы живем в каком-то высокоорганизованном мире гармонии, что может напоминать, к примеру, совершенную гармонию Баха. Мы ежегодно делаем новые, все более усовершенствованные машины, задачи которых: организация времени, этой неуловимой и до сих пор еще неопознанной до конца сущности. У Гальцева дерзкое намерение: использовать само время как строительный материал, почти устранив технику, исчерпав ее возможности, сделать ее незаметной, несущественной, перевести уже и не в разряд, например, биологических систем, а в категории онтологические.

- А вы утверждали, что нельзя описать труд ваших людей! И сами же показываете, как это надо делать.

Карналь засмеялся.

- Период пропагандизма закончился. Настало время громких разочарований. Просто нужно каждый день давать новую технику. А моя вспышка? Когда человеческое воображение хочет наделить что-то особенно щедро, тогда возникает множество слов для определения той вещи. Об Адаме все знают, что он вкусил запретного плода. И никто не вспоминает, что главной его задачей, полученной от высшей силы, было давать названия вещам. Даже сегодня не каждый может быть Адамом.

- Так же как женщина - Евой?

- Возможно. Но разрешите считать вас все-таки Евой...

Он бережно свел Анастасию вниз, снова очутились они в длинном коридоре. Вот он кончится, сойдут они по широким ступенькам на первый этаж, окружат их люди, заберут Карналя к себе, и ничего не успеет она ему сказать, не сможет исповедаться и попросить прощения, покаяться.

- Петр Андреевич...

- Я вас слушаю, Анастасия.

- Не надо меня слушать! Если бы вы только знали! Если бы вы...

- Не имею таких прав. Все ваше - ваше... Что я для вас? Только эпизод, случайное знакомство, миллионный шанс, непредвиденность... Для меня - это другое дело.

- У меня... - она не смогла говорить, только смотрела на него, и он, поняв ее состояние, остановился, погладил ее руку.

- Очевидно, у вас тоже что-то тяжелое произошло в жизни. О вашем отце я знаю. Может, именно наши несчастья... Но я не имею права. Сказать, что и для счастья нужно иметь несчастье, - не слишком ли? Могу открыть вам тайну. Все считают меня почти бездушным человеком. Вообще люди не очень справедливы к ученым. Помните, у Маяковского: "...ни одного человеческого качества. Не человек, а двуногое бессилие..." Собственно, я и сам так считал. Держался, не подавал виду, хотел выстоять... Но есть предел усталости даже для самой твердой души. Вот увидел вас сегодня - и как бы открылось: что-то нужно изменить. Впервые это уже было тогда, у моря...

- У меня тоже было. Если бы вы знали, как я вас искала в тот день...

- Меня вытянули буквально с гор - и в Париж!

- Я узнала об этом слишком поздно! Когда уже случилось непоправимое.

- Надеюсь, вы никого не убили?

- Себя.

- А воскресить? Реанимация?

- Вы верите в воскресение?

- По крайней мере, хочется верить. Впечатление такое: убежать куда-то в тишину и неизвестность хотя бы на неделю - и оживу вновь, найду свой нерв, как говорит Юрий.

- Убегите! - Она ухватилась за это слово в слепой вере, почти отчаянно. - Убегите, убегите!

- Куда? Как? - Он горько засмеялся. - Убегают только мальчишки или гении, как некогда Толстой. Но ведь это тоже было гениальное мальчишество.

- Вы тоже имеете право на гениальное мальчишество. Вы его заработали.

- Такое никогда не зарабатывается... Это вызов, а для вызова я не имею оснований. Общество слишком много вложило в меня энергии и... надежд.

- Но ведь отдохнуть... отойти... ну, как выражаются технократы, перезарядить батареи, вы имеете право?

- Для этого существует отпуск... Как у Аристотеля? Отдых существует ради деятельности...

- А вы удерите! Хоть на неделю! Знаете, - и сама не могла опомниться от своей дерзости, - у меня есть такое место...