Во мне все рвалось надвое. Эгоистичный голос сердца говорил, что нужно ее остановить. Что без нее мне будет плохо и одиноко опять. А разум… Разум понимал, что для нее так будет лучше. Она должна расти, развиваться. И где еще это делать если не в Москве? Этот город всегда был для нее мал. Вопрос времени, когда она бы его покинула. Ох, лучше бы мы никогда и не встречались… Хотя, нет. Нет, что это я?!
– Я рад, что мы были знакомы, Алиса.
Сколько бы всего ни происходило и как бы тяжело мне ни было сейчас, я ни о чем не жалею. И даже хорошо, что так вышло. Что у нее такие родители. Они смогут ей дать возможности. Это же в миллион раз лучше, чем торчать тут с этими конкурсами, в которых ее не понимают. Может, в Москве более разборчивые люди. Может, там она раскроет свой талант… Самое главное, что там она сможет писать. А для нее письмо – лучший способ существовать в этом мире. Это ее инструмент общения. И, как получается, она неплохо им владеет. За это я даже рад. Рад за нее.
– И, если уж совсем честно, – продолжил я вслух, – я рад, что ты едешь в эту школу. Ты там напишешь еще сотню хороших рассказов или, что там пишут драматурги…
Алиса подняла глаза и внимательно слушала. А я говорил дальше. Говорил все, что мне хотелось сказать. От сердца. Только то, что думал. Без масок и неловкости. Без страха. Все равно она уедет.
– Я понимаю, зачем тебе учиться письму дальше. Развивайся в нем, это твое. Это как учиться говорить для ребенка. И ты молодец, что стараешься. Хоть и так. Зато это красиво.
Она расплылась в улыбке и тихо вымолвила: «Спасибо». Потом молча встала и обняла. На этот раз крепко, будто не хотела отпускать. Да, мне и самому, если честно, не хотелось отпускать.
– И я рада, что мы познакомились, – сказала она. – Мне уже нужно идти… – Алиса снова сделала глубокий вдох. – Но ты можешь мне писать.
– Хорошо, – ответил я и улыбнулся.
– Ну, тогда пока.
– Пока… Удачи там.
– И тебе тут, – бросила она, уходя.
Прозрачная дверь кафе захлопнулась за ней, а я остался сидеть за угловым столиком и смотреть ей вслед. Мне требовалось еще немного времени, чтоб понять произошедшее. Осмыслить, так сказать. Единственное, что я сразу для себя вынес, так это то, что лучше не писать ей какое-то время. По крайней мере, пока не отпустит. Да и, наверно, вообще лучше не писать. Пусть там начинает новую жизнь. Пусть там будет счастлива, будет светиться. А я больше этого ее свечения не увижу. Уехала она. Уехала! Последовала за мечтой. У нее хватило сил что-то со своей жизнью делать. Ну, а мои дни снова приобрели серый оттенок. Кафе… да что кафе? Оно никогда не было само по себе особенным. Не то чтобы я эту девочку любил. Не любил. Если бы любил, что-то бы точно сделал. Не дал бы ей уехать. Но так было надо. Ей нужно развиваться, идти за своей мечтой. Там ей будет лучше. Познакомится с сильными интересными людьми. Будет много и хорошо писать… Да.
Я представлял, как она летит в самолете. Как она счастлива и как ей страшно. И пообещал себе, что тоже начну следовать за своей мечтой. Что-то делать со своей жизнью. У меня хватит сил. Я смогу! Когда-нибудь точно смогу, как она, бороться и быть счастливым.
Я вышел из кафе. Ощущение было такое, как когда досматриваешь какой-то очень интересный и цепляющий фильм. Особенно, если смотришь его в кинотеатре. Потом идешь по улице, вертишь головой по сторонам, заглядываешь людям в лица и пытаешься осмыслить то, что только что увидел и узнал. Я вдохнул прохладный воздух, приподнял плечи, втянул свою замерзшую шею в себя как воробушек и перешел дорогу рядом с тем самым пешеходным. Про себя подумал: «Хорошо, что никакая девчушка больше не вылетит здесь на дорогу». Возле торгового центра я только сейчас увидел несколько бабушек, стоящих в ряд и торгующих всякой всячиной, какой обычно торгуют бабушки. У одной из них на старых и немного отсыревших коробках были выложены вязанные изделия. «Шарф!» – подумал я. Подошел, внимательно осмотрел все товары, но шарфов не увидел. Одни носки да варежки.
– А шарфики у Вас есть? – обратился я к одной из бабушек, что стояла рядом с коробками.
Она была самая хрупкая на вид из всех остальных, но и самая приятная. И почему-то напомнила мне мою собственную бабушку.
– Что, что? – переспросила она громким писклявым голосом.
Глуховата, наверно…
– Шарфики, говорю, у Вас есть?! – повторил я громче.
– Шарф? Шарф есть! – засуетилась она.
Бабушка вытащила откуда-то из-под коробок большой белый пакет, на котором красовалась эмблема «Магнита», поставила его на коробки, поверх всего, что на них лежало и начала в нем рыться, немного подрагивая.
– Вот! – пискляво крикнула она, доставая из пакета черный сверток. – Шарфик теплый, шерстяной. Сама вязала. Примерь, дорогой.
И она протянула мне этот сверток. Я размотал его и накинул поверх пальто. Шарф был обычный, черный и реально шерстяной. В таком я точно больше никогда не замерзну.
– Беру! – сразу же ответил я. – Сколько стоит?