Разговор с Безумцем

Я вошел во двор и стал осматриваться пока Альберто возился с ржавым замком, открыть который видимо было не легко, а закрыть еще сложнее. Еще я подозреваю, что он специально вызвался встретить меня лично, так как сомневался в способности пожилого Джузеппе открыть этот старый замок трясущимися руками. Первым и единственным, что бросилось мне в глаза, был старый, потрескавшийся фонтан, который уже не известно сколько лет простоял в таком выключенном и внешне заброшенном состоянии. Внутри фонтана все поросло мхом, сам фонтан, представлявший из себя статую какой-то, судя по всему, греческой богини, был весь в сколах, местами позеленевший и потускневший. Сложно определить какую именно богиню или может принцессу представляла из себя статуя фонтана, но подозреваю, что когда-то это было изображение прекрасной и молодой женщины, которая сейчас, к великому сожалению, не могла похвастаться былой красотой.

– Афродита, сэр, великая богиня красоты, – произнес Альберто, который за это время уже справился с замком и стоял рядом со мной, внимательно рассматривая фонтан, будто и сам его видел впервые.

– Да, теперь ее едва можно узнать по остаткам изображения, – произнес я.

– К сожалению, да, старые боги умирают, когда в них перестают верить, даже самая безупречная красота со временем превращается в пыль, являя свое бессилие против неизбежного водоворота времени, – ответил Альберто философским монологом.

– Но ведь можно привести статую в порядок, отмыть, восстановить сколы и запустить фонтан, чтобы вода вновь текла у ног великолепной Афродиты. Почему вы не хотите сделать это? – удивленно спросил я.

– А для чего? Чтобы обманывать самого себя? – так же удивленно спросил Альберто.

– А в чем собственно обман, Альберто? – я не совсем понимал загадочных речей, которые выдавал мой собеседник.

– В том, что я попытаюсь закрыть глаза на очевидность вещей. Я лучше буду наблюдать за медленной смертью еще некогда великого существа, чем буду фантазировать в своей голове, представляя, что этого вовсе не происходит, натягивая искусственную улыбку на уже усыхающее, даже почти мертвое, лицо, – ответил мистер Джеральдини.

– Но ведь это всего лишь статуя, Альберто, которая должна являть красоту, разве не в этом смысл? – не понимал я.

– Смотря что считать красотой, Джереми, для кого-то она в безупречности божественных черт, а для кого-то и в тленности нашей жизни. Мне грустно от смерти великих богов, но и в самой смерти я вижу нечто прекрасное, ведь изумительно само по себе медленное умирание красоты, которая еще недавно праздновала свой величайший триумф, а теперь ее путь лежит к превращению в прах, в пыль, которую вновь развеет над новыми землями беспристрастного мироздания, – поделился своим взглядом Альберто.

– Ну не знаю, для меня смерть никогда не станет чем-то прекрасным, скорее это даже негативное проявление нашей жизни, что-то печальное и пугающее, – не согласился я.

– Джереми, кем вы работаете? – внезапно спросил Альберто.

– Я доктор, врач – терапевт, – с гордостью произнес я, слегка намекая на то, что я являюсь образованным специалистом, а не каким-то там потомственным знахарем.

– Так я и думал, – улыбнулся он.

– Почему вы так подумали, Альберто? Меня что-то выдало? – удивленно спросил я.

– Конечно, вас выдало несколько вещей. Одна из них – это ваши суждения и реакция на альтернативные, абсолютно неприемлемые для науки суждения. Это было видно по вашему лицу, когда я говорил о божестве и смерти. Особенно смерть, врачи борются с ней, поэтому для большинства из них она является чем-то противоположным жизни и здоровью, хотя она, на самом деле, неотъемлемая часть жизни каждого существа, а не ее проклятие или противоположность. И ваше лицо… Люди, приличное время проработавшие в одной сфере, начинают обретать схожие черты, их не все замечают, но наблюдательный человек этого точно не упустит из виду, ваш лоб, брови, врачебный взгляд, все выдает вас, как специалиста медицинской сферы, человека проработавшего там уже довольно длительное время, думаю, что явно больше десяти лет, думаю, что где-то около пятнадцати. Если бы дело было ближе к двадцати годам, то черты стали бы еще более явными. Но это не единственный фактор, еще ваше лицо говорит о том, что кроме работы у вас толком и нет никаких других увлечений. Поэтому вы обретаете слишком типовое лицо, мистер Джереми, – поделился своим анализом мистер потомственный психолог.

А ведь он прав, ведь я тружусь терапевтом уже не менее пятнадцати лет, может даже чуть больше, уже около пятнадцати с половиной лет, но как он узнал об этом? И мог ли он узнать? Я же звонил с городского номера, он или его дворецкий пробили номер дома и узнали всю необходимую информацию о его владельце, чтобы подготовиться к встрече и произвести на меня впечатление. В другое я не верю и верить отказываюсь.

– Интересная теория, Альберто, но что-то я о ней раньше не слышал, предполагаю, что это лишь домыслы, не имеющие под собой никаких научных оснований. Вы только не обижайтесь на меня, но мне в такое не очень верится, – резко ответил я.