Разговор за рюмкой чая. А поезд наш всё дальше мчится

Женечка смотрела на любимого украдкой и думала, что любовь, это чувство, которое всегда голодное, что накормить его невозможно, даже если меню состоит из одних деликатесов. Однако невыносимо хотелось выразить своё лирическое настроение, бесконечную симпатию и желание подчиниться.

Девушка взяла гитару и запела, как всегда очень эмоционально, едва не доведя себя до слёз.

Лёня встал, подошёл к ней и обнял. Тело моментально  стало невесомым, оторвалось от стула и полетело, увлекая за собой и его тоже.

Пролетев круг над потолком, они оказались на кровати.

Женя была в слишком коротенькой юбочке и почему-то без трусиков, но между ног не было видно. Она нарочно посмотрела, потому, что было очень стыдно, если Лёня увидит то, что ему видеть нельзя.

Он и не смотрел, только обнимал, не переставая целовать. По телу девушки пробегали разноцветные искорки, было невероятно жарко и щекотно.

Когда Лёня дотрагивался до живота или сжимал слишком чувствительную отчего-то грудь, где-то внизу росло напряжение, вызывая пульсацию и спазмы.

Женечке было невыносимо хорошо, до того приятно, что возникало ощущение обморока и бесконечного падения вниз.

Внезапно откуда-то из Лёниных брюк выползло нечто, напоминающее змею. Оно недовольно шипело и озиралось, ища вход в новое логово, затем прикоснулось прохладной влажной поверхностью к её бедру, поиграло раздвоенным языком и заползло под юбочку, приближаясь туда, где всегда действовал целомудренный запрет на вторжение.

Сердце девушки сжалось от страха и предчувствия чего-то невозвратного, ужасного. Ещё мгновение и отвратительная гадина заползёт именно туда, куда нельзя.

Женя пыталась вырваться, убежать, крикнуть любимому, чтобы спас от неминуемой гибели, но Лёня по-прежнему не отрывался от груди и губ, а её тело сковал страх.

Отвратительное создание тем временем одолевало сопротивление, легко справляясь с обездвиженной жертвой, и болезненно внедрялось внутрь, заползая всё глубже, увеличиваясь в размере, и пульсировала, пульсировала.

Женечка ожидала невыносимой боли, даже неминуемой гибели, но мгновение от мгновения становилось всё приятнее. Ей было невыносимо хорошо, до такой степени, что хотелось стонать или мурлыкать.

Лёня тяжело дышал, закатывал отчего-то глаза, стонал, словно от неземного наслаждения, с силой сжимал её возбуждённые соски. Настолько сильно, что из девичьей груди вырвался крик, но не боли, а бурного восторга, сладкого-сладкого, отчего окружающее пространство засияло радугой.

 Юноша открыл глаза, мельком увидел раздутое до невероятного размера чудовище, начал  ругаться, кричать, после чего чудовище зашипело ещё сильнее и скрылось обратно в его штанах.

Выныривая из Жениного лона, змей чувствительно прошуршал по его внутренности шершавой поверхностью чешуи и что-то греховное задел.

Девушку затрясло толчками,  сжало внутри некую пружину, из которой начала выливаться горячая липкая субстанция. Видимо он успел отложить внутри своё потомство, не иначе. Но почему, почему они, эти гады, вылупляются так быстро?

Катеньку обуял ужас. Дыхание заперло. Сердце невпопад дёрнулось несколько раз и встало. В ужасе она проснулась, глотая ртом тягучий воздух.

Девчонки спали, было уже темно.

Вибрации в животе и пульсирующие толчки между ног продолжались несколько бесконечных секунд, добавляя в трусики ещё больше резко пахнущей вязкой влаги.

Опять. Это повторилось снова. Почти как тогда, когда она спала с Милкой. Сонтогда был другой, но ощущения почти такие же.

Несмотря на жуткий сценарий происходящего, Женя не отказалась бы от ещё одного визита  чудовища.

Что бы это всё значит? Нужно будет у Лёни спросить. Он уже жил девочкой, может знать,  что нужно делать, чтобы такое не повторялось. А если чудовище повадится навещать её каждую ночь?

Девочку передёрнуло, но сладостное ощущение и чувство переполнения лона кровью не проходило. Неужели с ней что-то не так? Как жаль, что мама далеко. А если рассказать Валентине Матвеевне, Лёниной маме?

Вечером Женя задержалась в аудитории. Лёня уже ждал на выходе с букетом цветов. Зачем же так тратиться, подумала она, лучше бы чего-нибудь вкусненького купил.

Рассказать или нет, –  размышляла она, –  опять ведь смеяться будет, как в прошлый раз, когда поймал меня ночью в ванной у родителей, замывающую трусики. Ведь это совсем не смешно.

А ведь тогда Лёнька тоже пришёл в мокрых трусах, потому и гоготал как ненормальный. Значит ли это, что и ему снилось нечто подобное?

 Как она раньше об этом не подумала? Выходит, страдают они от одной и той же напасти, которую можно и нужно поправить.

Неужели желание близости, даже неосознанное, так сильно напрягает фантазию, что сознание помогает при помощи эротических снов избежать некой трагедии, превращая проблему в ужастик, комедию или фарс?

Вот так природа! Не мытьём, так катаньем, заставляет влюблённых приступить к активным эротическим действиям. Представляю, как Лёнечка прятал бы глаза, расскажи она ему о своём необычном сне.