Разговорчивый покойник. Мистерия в духе Эдгара А. По

– Так, так, – сказал Барнум, успокаивая меня и похлопывая по плечу, – все еще может поправиться. По, – продолжал он, доставая из кармана носовой платок, – вытри глаза, дорогой.

Когда я, повинуясь увещеваниям директора, вытирал слезы, в дверь постучали. Засим вошел компаньон директора, неся большую кружку и оловянный кофейник, носик которого источал упоительный аромат бодрящего напитка, который просил принести Барнум. Мгновенно, даже не снимая шляпы и плаща, Хичкок наполнил кружку и передал ее мне. Поблагодарив его, я начал прихлебывать дымящуюся жидкость.

Барнум, чей платок я успел вернуть перед самым появлением Хичкока, теперь озадаченно его разглядывал.

– Что это, По?! – воскликнул он. – Тут кровь. Ты ранен?

– Насколько мне известно, нет, – ответил я. Тем не менее, в свою очередь оглядев руки, я обнаружил длинную и несколько необычную рваную рану, протянувшуюся через всю правую ладонь.

– Должно быть, порезался, когда Отис сбил меня на мостовую, – удивленно проворчал я. Дело в том, что анестезирующее воздействие выпитого пунша сделало меня совершенно нечувствительным к любым ранам. Однако теперь, заметив порезанную ладонь, я ощутил, как ее в высшей степени неприятно пощипывает.

– Какой неприятный порез, правда, просто страшно смотреть, – сказал директор. – Но погоди! У меня есть то, что как раз пригодится!

Вскочив на ноги, директор подошел к большому шифоньеру красного дерева, стоявшему позади стола, и начал рыться в ящиках.

– Посмотрим, посмотрим, это должно быть где-то здесь – только на днях мазал. Скажи спасибо старине Фордайсу. Никогда бы не узнал, что такое существует, если бы не он… привез мне из своей последней поездки в Бостон. Величайшее медицинское чудо, когда-либо придуманное человечеством! Даже не знаю, сколько раз оно меня выручало. Взять хотя бы прошлую неделю, когда в Зале Ракушечных Чудес я обновлял свою всемирно известную коллекцию редких ракушек из южной части Тихого океана и порезал – да что там порезал, чуть не отрезал – мизинец, задев за край гигантского Наутилуса. Великолепный образец, самый большой из существующих, ты и представить не можешь, сколько я за него выложил. Драгоценная вещь, но края – как бритва.

Кровь так лилась, что я уж подумал, что мне конец, чуть не составил завещание и не договорился о похоронах. Потом намазал всего-то капелькой этого поразительного притирания. Действует, надо сказать, моментально… я буквально тут же почувствовал, мой мизинец ожил! А через два дня был как новенький! Самая поразительная штука в мире! Даже следа не осталось! Ах вот оно! – неожиданно воскликнул он. – Чудодейственный бальзам доктора Фаррагута. Исключительно из натуральных компонентов!

Держа в руке восьмиугольный кобальтово-синий пузырек, директор двинулся через кабинет в моем направлении. Однако, достигнув середины пути, он резко остановился, вытаращив глаза, словно осененный внезапной гениальной идеей.

– Господи Боже мой! – воскликнул он. – Ну конечно! Как же я не подумал! Фордайс, ведь это ты недавно говорил мне, что твоя невестка консультировалась у доктора Фаррагута?

Поставив кофейник на стол рядом с диваном, друг Барнума разоблачился, сняв шляпу и плащ, и теперь сидел в голландском кресле с высокой спинкой, небрежно закинув нога на ногу.

– Все верно, Ф. Т. Бедняжка ужасно мучилась от опоясывающего лишая. Лучшие врачи в Кембридже ничегошеньки не могли сделать – самый тяжкий случай, который им приходилось видеть. Тут-то она и услышала о Фаррагуте. И поехала в Конкорд показаться ему. Дальнейшее вам известно, она полностью вылечилась. Совершенно очевидно, что этот человек своего рода чудотворец. Он практикует, основываясь на томсоновских принципах, в которые, впрочем, внес кое-какие усовершенствования. Этот бальзам как раз одно из его творений.

– Томсоновских? – переспросил Барнум, на сей раз окончивший свой переход через кабинет и остановившийся передо мной.

– Слышал, конечно, хотя, притворяться не стану, знаю об этом маловато. Вот, По, возьми и втирай понемногу в рану. Будешь приятно удивлен, нет – поражен результатами.

Учитывая пристрастие директора к гиперболам, я отреагировал на его призыв с немалой долей скептицизма. Тем не менее я не видел причин отказываться. Поставив пустую кружку на стол рядом с собой, я взял пузырек из протянутой руки и вытащил пробку. Из пузырька моментально вырвался резкий, хотя отнюдь не неприятный запах, среди составляющих которого я распознал мяту, камфору и бальзамическую пихту. Осторожно засунув левый указательный палец в горлышко, я достал немного притирания и намазал им рану. Упоительное тепло моментально растеклось по всей ладони, и острые болезненные ощущения стали стихать.

– Хотя пока еще преждевременно оценивать окончательную эффективность этого вещества, – сказал я, – быстрота, с какой оно уже успело облегчить боль, произвела на меня впечатление. В конце концов, оно подкрепляет реальность притязаний томсонианцев, насчет теорий которых я уже питал немалые сомнения.