И действительно, похоже, что удар мой привел его в несколько потрясенное состояние, так как он только теперь заметил, что доктору Фаррагуту нанесли куда более серьезную рану, чем ему самому.
– Но что с тобой, Эразм? – спросил он называя доктора по имени. – Что, По тебе тоже саданул?
– Нет-нет, ничего подобного, – сказал доктор Фаррагут, посвятив Торо в подробности преступления, произошедшего в его доме.
– Кража? Ну и ну, – сказал он, когда доктор закончил свой рассказ. – Это как раз доказывает то, о чем я не устаю твердить. Если бы все люди жили так же просто, как я, кража и воровство стали бы чем-то неслыханным. Кровать, стол, пара стульев, посуда, несколько ножей, вилок, тарелок, ну да разве лампа, чтобы читать, когда стемнеет, – что еще нужно честному человеку?
Когда-то я держал на столе кусок известняка, который использовал как пресс-папье, но пришел в ужас, когда обнаружил, что с него надо каждую неделю сметать пыль, и с отвращением выбросил его в окошко.
– Да-да, Генри, – несколько нетерпеливо произнес доктор Фаррагут, – все мы знаем, что ты у нас – первый пример для подражания. Но сейчас не время философствовать. Больше всего нам сейчас нужна помощь, чтобы установить личность вора. Тебе наша округа знакома как никому. В последнее время ты не заметил здесь никого подозрительного?
– Это правда, я немало обретался в Конкорде и близко наблюдал жизнь его обитателей, – сказал Торо. – И все же не припоминаю, чтобы за последнее время видел что-либо особенное – все то же обычное, тихое отчаяние.
– Постойте! – вскричал я, пораженный неожиданной мыслью. – Есть человек чрезвычайно убогой, если не сказать противной наружности, который шлялся здесь еще совсем недавно. Помнишь, Луи, бродягу, который появился у задней двери вашего дома вчера утром и так потряс твою сестричку Мэй? Хотя я сознательно скрывал этот факт, боясь попусту встревожить тебя и твою семью, но тот же самый человек появился еще раз позднее в тот же день. Я столкнулся с ним на заднем дворе, когда ходил за дровами. – Затем я приступил к скрупулезному описанию примет нищего.
Теперь, после вашего рассказа, – произнес Торо, – я припоминаю, что видел похожего человека несколько дней назад. Я сидел на берегу Уолдена, швыряя камешки в воду и думая о том, насколько разбегающаяся кругами рябь похожа на вечное течение времени, когда услышал позади какой-то шум. Оглянувшись, я увидел человека странной наружности, с густой рыжей бородой, шедшего по лесной тропинке. Судя по тому, в какую сторону он шел, он направлялся к усадьбе…
Тут произошло нечто настолько из ряда вон выходящее, что я даже не сразу сообразил, как на это отреагировать. Не закончив фразы, Торо закрыл глаза, голова его упала на грудь, и он стал посапывать! По-прежнему стоя на ногах, он, казалось, моментально уснул!
– Святый Боже! Что случилось? – вскричал я. – Не может ли это быть последствием удара, который я в некоторой запальчивости нанес мистеру Торо?
– Ничего подобного, – сказал доктор Фаррагут. – С Генри такое частенько бывает. Случается в самое неподходящее время. То он держится нормально, то вдруг – бац! – и спит как младенец. Я полагаю, это семейное. Его дядя задремывал, когда брился. Надо его только легонько встряхнуть – мигом очнется.
Я последовал наставлению доктора, после чего Торо широко раскрыл глаза, несколько раз быстро мигнул, затем смущенно посмотрел на меня.
– Похоже, мысли мои унеслись в какую-то даль, – сказал он. – Так о чем бишь я?
– Вы говорили о рыжебородом незнакомце, которого видели в лесу, – ответил я. – И сказали, что он шел в направлении чьей-то усадьбы.
– Ах да, – произнес Торо. и лицо его омрачилось.
Затем – с такой горечью в голосе, словно он перед тем жевал стебель полыни, – он заявил:
– Питер Ватти – сущий дьявол.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Не прошло и двадцати минут, как мы с Луи уже шагали в направлении фермы Питера Ватти по той самой извилистой лесной тропе, по которой, согласно свидетельству Генри Торо, шел несколько дней назад рыжебородый бродяга. К тому времени дождь прекратился, и на небе то тут, то там виднелись синие прогалы. Но, несмотря на это, в лесу было настолько сыро, что даже легчайший порыв ветерка обрушивал на нас целый водопад с низко свисающих ветвей.
Моя маленькая спутница весело призналась, что она – самая беззастенчивая болтушка. («Могу трещать хоть целый день, стоит только меня кому-нибудь подначить, – однажды заметила она. – Анна говорит, я просто не знаю, когда остановиться».) Теперь, когда мы направили стопы к месту жительства Ватти, она полностью подтвердила эту самохарактеристику, без устали рассказывая о человеке, которого мы собирались посетить. Ее рассказ во многом объяснил крайне кислое выражение, мелькнувшее на лице Торо при одном упоминании имени Ватти.